Свет далекой звезды
Шрифт:
Несколько минут спустя мы с Боженкой снова остались одни, зная, что это ненадолго.
– Сколько я тут лежу? – спросила я, откашливаясь. Меня предусмотрительно обкололи какой-то дрянью, но боль она все же снимала не полностью. С каждым слогом кто-то словно вкручивал мне в голову огромный винт.
– Шесть дней, – ответила Женя.
Однако.
– А на седьмой Бог заново создал Алексу, – пробормотала я.
Божена сжала мою руку в своей ладони. Я ощутила легкий укол. Совесть, это ты?
Нет, это всего
– Что произошло? – подумала я вслух.
– Ограбление, – сказала Женя. – Ты помнишь?
Мой чайник покипел еще немножко, пока не пошли бульки.
– Да, – произнесла я, подавив желание кивнуть. – Женя… в тебя стреляли.
Боженка замотала головой.
– Нет, – ответила она. – Меня хотели напугать. Выстрелили куда-то над ухом. А тебя ударили чем-то. Пистолетом, наверное, я не видела.
Мамочки.
– За что? – спросила я, приготовившись услышать самые разные ответы. Женя положила голову мне на грудь, обхватив меня руками. Слезы покатились по ее щекам.
Спасибо, сестренка. Я все поняла.
– Что со мной? – прошептала я. – Почему на мне повязка?
Я попыталась поднести руки к голове, но смогла пошевелить ими лишь настолько, чтобы зарыться пальцами в спутанные волосы сестры.
– На тебе нет повязки, – ответила Женя тускло.
Я моргнула еще раз. Ничего не изменилось.
– Что? – задрожала я. – Как это…
Это что же, я все это время лежала с открытыми глазами?
– Ты смотришь на лампу, – сказала Божена, поднимая голову. – В упор.
Только сейчас я поняла, что с момента пробуждения не видела ровным счетом ничего.
Воображение и обострившиеся чувства воссоздавали мне картину происходящего.
– Женя, – позвала я жалобно.
Я впилась ногтями в ее руку. Шмыгнув носом, Божена погладила меня по голове.
– Я тут, сестренка, – сказала она. – Теперь я тебя не оставлю. Никогда.
* * *
Меня выписали через три недели.
Вам интересно, что я делала все это время? Вы уж простите – ничего.
Лежала почти без движения, вся обколотая с головы до ног. Почти не поднимала голову, поскольку от этого буравящий ее винт сразу приходил в негодность, и затем на его место приносили новый. Чувства были ярче всяких слов.
Темнота развлекалась мною, как ей было угодно. Я готова прозакладывать свою коллекцию комплексов, что Темноте было очень даже хорошо известно, где у меня находится перегородка между «вижу» и не «вижу». Все, что было снаружи, бесцеремонно отсекалось без разговоров. Зато внутри меня ожидала целая феерия красок, словно в качестве издевательской компенсации за пребывание во мраке. Все эти крутящиеся спирали, мерцающие круги и плавающие черточки надоели до такой степени, что я навсегда возненавидела геометрию.
Люди! Вы не представляете,
Поначалу я даже не думала, что все это надолго. Вообще не представляла, сколько времени продлится этот тихий ужас. Тишина длилась до тех пор, пока я не научилась орать внутрь себя, да еще так, чтобы никто снаружи не слышал. Затем и был сплошной крик. Из тех, что никогда не становятся белым шумом. Крик, который слышен непрерывно, эхом отражаясь внутри меня. Я лежала неподвижно и молча орала так, что потолок порывался улететь.
Кто-то отнял у меня право выбирать, что смотреть, а что нет – вот что давило больше всего. И я не поняла, что мне хотели показать. Внутреннее зрение не имело фокуса – сплошное боковое со всех сторон. Куда бы я ни смотрела, все расплывалось, затухало, увядало и исчезало. Пытаясь смотреть сквозь ничто, я натыкалась на Темноту. За эти годы я так и не поняла, как она выглядит. Она очень умело скрывалась, но не покидала меня никогда.
* * *
Многие люди не могут запомнить показатели своего зрения. Со мной все намного проще.
Левый глаз – ноль, правый глаз – ноль.
У меня даже бумажка соответствующая есть. Мне очень повезло, что я не могу ее прочитать. А то так и не набралась бы духу, честное слово.
Атрофия зрительных нервов.
Оперировать меня не стали. С чем тут возиться? Нервы были сожжены почти полностью. Было сказано: если и появится шанс, то в ближайшие годы. А эти годы еще дай Бог прожить.
Женя, прости меня.
* * *
Первое, что я сделала, когда пришла домой – включила свет.
Тупо, да?
Туфли, тем не менее, снять не забыла. Пока Женя закрывала дверь, я попробовала пройти в свою комнату. Не хотела я расстраивать Боженку своим исхудавшим лицом в огромных темных очках. Я не знала, как выгляжу, но понимала, что не так, как раньше.
Оказалось, что найти что-либо в собственной квартире с закрытыми глазами, прямо скажем, нелегко. Я трижды споткнулась обо что-то, чего даже не сумела припомнить. Но добраться до кровати раньше, чем Женя мне в этом поможет, было делом чести.
На это чести пока хватило.
Я упала на кровать, слушая, как Боженка сидит неподвижно на трескучем стуле у стены. Старалась угадать, что именно ее сейчас одолевает. Была уверена, что обе мы думаем об одном и том же – что каждая из нас не выдержала бы на месте другой. Пыталась себя пожалеть ради приличия, но почувствовала отвращение. И все ждала момента, когда же сестра все-таки поднимется. Была готова к тому, что она уйдет. Я не допускала такой мысли – но мне нужно было быть готовой ко всему. Даже к тому, что никогда не настанет.