Свет Дивояра
Шрифт:
— Твой конь ест горящие угли? — едва поверил своим глазам дивоярец, который уж каких только чудес не повидал в небесном городе.
— Мой конь не как все! — ответил Финист, — Твой, как я знаю, тоже не траву щиплет. Лунные кони питаются холодным светом луны или отдалённым светом звёзд — они порождение иного мира. И мой Горай не здешних кровей, он — он гипподраг. Это я его так называю. По вашему он — метаморф.
Метаморф! Вот это да! Вот это повезло Лёну увидать один из редчайших видов иноморфов! В Дивояре он усердно изучал науку Вэйвэ Валандера — экзобиологию и видел
Дело в том, что метаморф по идее дракон, но в чистом виде в природе не существует. Это странное существо отличается от прочих совершенно необычным образом размножения. У метаморфов самок не бывает — только самцы. В брачный период самец ищет себе пару, и подходит ему самка любого драконьего вида. Ухаживает он необыкновенно красиво, а в момент соединения просто сливается с самкой в одно существо, воплощая в себе сразу два вида — свой исходный и вид самки. Получается гибридное существо с признаками обоих животных. Оно вынашивает потомство и в удачном случае рождает пару новых метаморфов, которые будут отличаться от родителей. В дальнейшем оба самца тоже соединятся с кем-нибудь, тем самым происходит постоянное изменение вида метаморфа — он всегда иной. Разрешившись от потомства, странное животное опять становится самцом, сохраняя черты изменения. Но бывают случаи, когда метаморф, устав искать самку-драконницу, влюбляется в другое достаточно крупное животное, вот тогда получается совсем уже диковинный гибрид. Вот так некий измаявшийся от одиночества метаморф однажды лишил Финиста его коня — красного огненного жеребца. Слившись воедино, эти двое породили новое существо, которое князь сумел приручить — гипподраг имел черты обеих исходных форм: в обычном мире он принимал вид лошади, а в огненном — вид дракона. Редко кто из дивоярцев, путешествующих по иным мирам, мог похвастаться тем, что видел метаморфа, так что Лёну несказанно повезло!
Ты был когда-нибудь в огненных мирах, дивоярец? — спросил Финист.
— Нет, никогда, — признался тот.
— Мой конь — я так привык его называть — как раз оттуда. Поэтому он питается огнём или горящими угольями. Ты не вздумай руку протянуть к нему или коснуться — можешь остаться без руки, а то и вовсе погореть. Он дикий, хоть и не злой — слушается лишь хозяина. Пальнёт огнём — вмиг сгоришь!
Разговор прервался — подошла Бакида. На лице её плавала неискренняя улыбка — старуха явно заискивала с зятем.
— Изволь, батюшка, откушать! Я уж расстаралась для тебя и для гостя! Вчера, уж не обессудь, не ждали тебя ввечеру-то. Заявишься, как тать ночной, не известишь, ни сокола пошлёшь. Откудова мне знать? Вот я и не подготовила свежего поесть. Нам с дочкой много ли надо — мы остаточками пропитаемся. Не медли, зятёк, давай к столу. Небось проголодался с дороги-то?
— Нет, не проголодался! — поддразнил старуху князь, — А тебе и твоей дочери благодарение моё — откушали мы с гостем от ваших угощений! Опозорила ты меня, старуха! Ты и твоя дочь-лентяйка, жёнушка моя ненаглядная!
— Ой, ой, — испугалась Бакида, — Ты никак осерчал? Прости, зятюшка!
— Нет, я сначала соколов проведаю, — строптиво ответил зять.
— Да что они тебе, эти соколы, никуда не улетят!
Но князь не слушал — беспокойный Финист уже увлёк своего гостя наверх башни, где под самой крышей был приют для ручных соколов.
По дороге князь толкнул рукой закрытую глухую створку окна. На следующем витке опять открыл окно. На третьем уже рассердился:
— Да что это такое?! Я же говорил: окна не затворять! Ну, если…
Добежав до верха, где под самыми стропилами располагались деревянные рамы для соколов, он окончательно рассвирепел:
— Всё закрыто! Чем ей соколы-то помешали?! Кормушки пусты, воды нет!
Ударами кулака он вышиб прочь затворы вместе с рамами, и в помещение ворвался свежий ветер, пронизывая соколятню насквозь и изгоняя едучий дух сухого помёта.
— Псарей прогнала, соколятников выжила — чёрт, а не баба! — бормотал Финист, сбегая вниз по лестнице.
— Покушать, барин! — тут же встретила его внизу наглая старуха, усердно кланяясь чуть не до земли — в руках она держала большую посудину с водой, а на плече — не первой свежести рушник.
Князь фыркнул и забегал по двору, в раздражении пиная всякий хлам. Потом вспомнил о госте и сдержался.
— Пойдём, поедим, Румистэль, — позвал он.
Поесть, конечно, следовало — солнце уже близилось к полудню, но Румистэль засомневался: а какова еда у этой дрянной хозяйки?
— Готовить она умеет, — успокоил его Финист, увлекая дивоярца к столу, — Чего-чего, а пироги стряпать, пиво варить, похлёбку или что ещё — это у неё выходит. Жадна только. А вот Ленда — та поварничать не научена.
Стол в самом деле выглядел прилично. И пироги с козлятиной были хороши, и мясо приготовлено прекрасно, и пиво свежее. Не было, правда, ни фруктов, ни овощей, ни зелени.
— Чего яблок пожалела? — отмякнув от своего гнева, спросил Финист у Бакиды.
— Какая еда яблоки? — пробурчала та, глядя, как хозяин с гостем с аппетитом уминают всё подряд, — Трава она и есть трава — проку никакого.
"Жадничает, наверно", — догадался дивоярец.
Но старуха сама взялась подкладывать им на тарелки снеди — подвигала блюдо с пирогами, подливала пиво, подсовывала кашу. Всё было очень хорошо — видать, старалась тёща за вчерашнее.
Наевшись от души, гость почувствовал себя благодушно. И Финист подобрел, уже не столь сурово глядел на тёщу.
— Ты, Бакида, больше соколов моих не тронь, — назидательно сказал он, — они нужны мне. Воды им наливай в моё отсутствие, еды клади, а то от рук отобьются, дом забудут.
— Дурью маешься, зятёк, — отозвалась та, — Играешься, ровно ребёночек.
— Ты не перечь, — настаивал князь, — Соколы у меня не для забавы. Они мне вести приносят со всего мира, рассказывают мне куда ехать и где чего искать.
— А? — удивилась старуха, — Вон оно что! Для дела, значит? Не подумала. Ладно, прости, зятёк. Буду следить. А ты подарки мне привёз?