Свет маяка

Райдер Фанни

Берил рванулась назад, сгорая от стыда.

– Боже мой, что мы делаем?

– Занимаемся любовью... Что может быть естественнее?

– Я...Нет!

Она спрыгнула с кровати и бросилась к двери, словно гость ее был самим дьяволом, дьяволом в потертой фуфайке, с глазами, как расплавленная сталь, и губами, соблазнительными, точно плод с древа познания.

Глава 4

Отвернувшись от деревянного стола, Берил взглянула в окно на серое штормовое море и нахмурилась: за ночь погода почти не улучшилась, в бухте по-прежнему бушевал ветер. Даже не прослушав прогноза, она знала: сегодня парома не будет.

–

Доброе утро. Впрочем, боюсь, что сегодня слова эти прозвучат издевательством...

Берил непроизвольно вздрогнула и стремительно развернулась на голос такой глубокий и выразительный.

– Прости. Я напугал тебя?

Неслышно переступая босыми ногами, Луис вошел в кухню. Его лукавая улыбка яснее слов говорила, что именно к этому он и стремился - застать жертву врасплох.

Гость окинул хозяйку внимательным взглядом, отмечая выгоревшие джинсы, ослепительно белую хлопчатобумажную рубашку, застегнутую до самого подбородка, и волосы, заплетенные в косу, - видно, владелице их приспичило изображать чопорную благопристойность.

– Я одолжил у тебя бритву. Надеюсь, ты не возражаешь?

Луис провел рукой по гладкому подбородку, и молодая женщина тут же вспомнила давешнюю двухдневную щетину, что казалась такой колючей на ощупь. Берил подосадовала, что не успела принять душ. Тело до сих пор хранило ощущение его прикосновений.

– Вижу, ты развесила у огня мою одежду. А что, брюки еще не высохли?

– Я...

Голос ее беспомощно дрогнул, щеки вспыхнули предательским румянцем. Но Берил тотчас взяла себя в руки. Еще не хватало смущенно извиняться за то, что произошло - или, точнее, не произошло, - в спальне. Оставалось уповать, что гость ее в достаточной степени джентльмен, дабы закрыть глаза на досадный инцидент. Она взяла кофеварку, чтобы хоть чем-то занять руки.

– Еще с час придется тебе походить в чем есть. Одежда только-только из стиральной машины, еще и подсохнуть толком не успела.

– Как любезно с твоей стороны. Спасибо большое.

В голосе его не прозвучало ни тени иронии, и Берил осмелилась опасливо глянуть на собеседника из-под ресниц. Прислонившись к стене, он пристально наблюдал за нею, скрестив руки на груди. Загорелое лицо дышало спокойствием, однако в позе ощущалось плохо скрытое напряжение - точь-в-точь туго скрученная пружина! Рукава фуфайки, закатанные до локтя, не скрывали внушительных синяков, про которые накануне упоминал Огастус.

– Есть овсяные хлопья, - проговорила Берил, указывая на коробку.
– Есть гренки и кофе. Завтракай, чувствуй себя как дома.

– Еще раз спасибо, - отозвался Луис, но сесть и не подумал.
– Надеюсь, твой брат простит мне посягательство на его одежду. Кстати, когда он за ней вернется?

– Никогда.
– Отрывистый ответ прозвучал едва ли не грубо, и Берил поспешила объяснить:

– Ну, понимаешь, Джастин бывает здесь не так уж и часто: раз в два месяца или около того. Фирма, в которой он работает дизайнером, создала новую линию спортивной одежды, и продаются новые модели "на ура" - только успевай поставлять. Так что последнее время Джастин ужасно занят. Опять же дизайнерам перепадают бесплатные образцы - так что вряд ли он помчится сюда из-за какой-то старой фуфайки!

– При том, что упомянутая фуфайка - твой подарок?
– укоризненно покачал головой Луис.

– Тоже мне талисман на память!
–

пожала плечами Берил. И тут до нее дошло, что раненый отлично помнит все, о чем они говорили накануне вечером! Неужели в голове у него и впрямь прояснилось?
– Вижу: сегодня тебе куда лучше. Хочешь, сходим вместе к Гасу? У него в доме есть телефон.
– Мужчина намека явно не понял, и Берил попыталась сформулировать свою мысль иначе.
– Тебе ведь наверняка не терпится отправиться в путь!

– А куда лежит мой путь?
– с любопытством осведомился он.

– Ты.., по-прежнему не помнишь?
– расстроилась Берил, когда Луис удрученно покачал головой.
– Но мне казалось...

– Что тебе казалось? Из того, что мне захотелось заняться с тобой любовью, неминуемо следует, что я, как говорится, в здравом уме и твердой памяти?
– Он цинично усмехнулся.
– Жаль тебя разочаровывать, но умственные способности обязательным условием для секса не являются. Представители мужеского пола на грани сна и бодрствования обычно действуют под влиянием самых что ни на есть примитивных инстинктов. Я просыпаюсь, обнаруживаю, что сжимаю в объятиях теплую, нежную, благоуханную красавицу, которая пылко отвечает на мои поцелуи... Разумно предположить, что я не стану подыскивать тем для глубокомысленной беседы. Я думал лишь о том, что ты рядом и доступна...

– "Рядом" вовсе не означает "доступна"!
– вспыхнула Берил.

– А по-моему, ты не слишком-то сопротивлялась. Если бы не этот неуместный приступ застенчивости...

– Неуместный?! По-твоему, мне следовало отдаться совершенно постороннему человеку?
– возмутилась молодая женщина.
– Человеку без имени, без биографии? Да ты, похоже, больше озабочен не столько утратой памяти, сколько тем, что секса недополучил!

Лицо его словно окаменело, глаза потемнели от боли.

– Ты дала мне имя, - тихо напомнил он.
– Меня зовут Луис.

Берил снова жарко вспыхнула - на сей раз от стыда. Еще бы - вышла из себя, наговорила гадостей человеку, который и защитить-то себя не в силах!

– Прости...
– начала она.

– Думаешь, мне все равно?
– оборвал ее Луис.
– Думаешь, мне по душе подобная беспомощность? Чувствуешь себя этаким изгоем общества, вроде Старого моряка. Как там у Колриджа? "Один, один, всегда один, один среди зыбей, и нет святых, чтоб о душе припомнили моей..." Да, верно, строки из Колриджа я отлично помню! Я просто кладезь всяческой бесполезной информации! Помню наизусть стихи Джона Донна, названия планет и созвездий, рецепт шанхайского соуса и теорию относительности Эйнштейна! Голова у меня битком набита дурацкими сведениями, полагающимися каждому цивилизованному человеку, - вот только о себе самом я ничего сказать не могу!
– И он ударил кулаком по столу.

Берил почувствовала, как ощутимо дрогнула и завибрировала гладкая, надежная, безликая стена, отгородившая небольшую часть ее жизни. Она-то, по крайней мере, утешалась тем, что ее незримый барьер ограничен во времени и пространстве. А каково человеку, для которого эта преграда протянулась до бесконечности во всех направлениях, отъединив от собственной личности? Нет, не права она была, считая, что Луис не осознает всего ужаса своего положения и относится к случившемуся с возмутительным легкомыслием. Просто он не привык выставлять чувств напоказ.