Свет праведных. Том 1. Декабристы
Шрифт:
– Воля ваша, барыня, – пробормотал Никита. – Только в книгах далеко не все написано, с чем на свете встретишься, а уж объясняется и вовсе не все…
Они двинулись к избушке. Ямщик постучал в дверь. На пороге появился невысокий человечек неопределенного возраста, желтолицый, с лоснящейся кожей, двумя узкими щелочками вместо глаз при полном отсутствии бровей, борода у него, скорее всего, отродясь не росла, а в расщелине смеющегося рта торчал один-единственный зуб… Одет шаман был в подобие длинной куртки из оленьей кожи, голову венчал заостренный колпак. Ямщик поклонился ему в пояс и сказал несколько слов на непонятном наречии. Шаман же в ответ обратился к гостям по-русски:
– Меня зовут Кубальдо. Заходите и чувствуйте себя
Софи поблагодарила и прошла в комнату, опередив Никиту. Ей ударил в нос, да так, что трудно было перевести дыхание, смешанный и очень острый запах вяленого мяса, немытой шерсти и мочи животных. На стенах она увидела растянутые и прибитые гвоздями на концах лап шкуры волка, соболя, лисы, шкурку белки… Единственное окно было вместо стекла затянуто рыбьим пузырем. В центре комнаты между тремя камнями пылал огонь, дым выходил в дыру, проделанную посреди кровли. Из мебели тут было только три некрашеных деревянных ларя, их покрывали надписи, выполненные иероглифами. Кубальдо расстелил на полу оленьи шкуры и пригласил гостей сесть на них, – они сели, подобрав под себя ноги. Затем шаман разогрел, поставив на огонь очага котелок, плиточный чай, называемый еще калмыцким, который в Сибири предпочитают всем остальным напиткам. Софи слышала раньше об этом отваре – жирном, потому что в него добавляли молоко, баранье сало и соль, – но считала, что у нее не хватило бы мужества попробовать его. Тем не менее, когда Кубальдо стал угощать, не смогла отказаться. Шаман разлил густую светло-коричневую жидкость в четыре плошки – от них запахло стойлом. Ямщик одним глотком опорожнил свою, и видно было, что получил от этого удовольствие, после чего откланялся, сказав на прощанье, что слетает туда и обратно стрелой и очень скоро вернется, и вышел. Никита и Софи под пристальным взглядом шамана поднесли к губам плошки… Едва пригубив пойло, Софи почувствовала, что ее бросает в жар, щеки залило краской, она просто не могла вынести вкуса пережженной травы и жира… Преодолевая тошноту, она попросила дать ей воды – пополоскать рот…
– Сию минуту принесу! – заторопился Кубальдо. – Вода родниковая, и готов поклясться, что такой чистой вы никогда и не видывали!
У шамана был старушечий голос и сильный восточный акцент при, в общем-то, правильной русской речи. Софи хозяин избушки казался довольно забавным, у Никиты он по-прежнему вызывал подозрения.
– Барыня, вам не стоит пить его воду! – горячо зашептал он, внимательно следя за Кубальдо, который, чуть покачиваясь на ходу, удалялся в глубь избы.
А тот уже возвращался с кувшином в одной руке и черным камнем в другой. На ходу он бросил камень в воду, и лицо его при этом было очень серьезным.
– Зачем ты это сделал, Кубальдо? – не скрыла удивления Софи.
– Это не обычный камень, – ответил шаман. – Это звезда, упавшая с неба в один знаменательный день. Я сам видел это. Звезда эта зародилась далеко-далеко отсюда – в глубинах небес, так же, как вода, которой я вас угощаю, зародилась далеко-далеко отсюда – в глубинах земли. Когда я соединяю камень и воду, я замыкаю таким образом круг творения, и это может принести большое счастье…
Софи улыбнулась. Глаза Кубальдо в узких щелочках почти смеженных век сверкнули.
– Разве ты не нуждаешься в счастье? – спросил он.
– Очень, очень нуждаюсь, мне кажется даже, что никогда в жизни я так в нем не нуждалась!
– Тогда почему ты улыбаешься? Счастье – как змея: его привораживают знаками… Я не знаю тебя, но читаю в твоей душе. Ты много страдала, и ты готова еще больше страдать ради того, чтобы встретиться с мужчиной. Его я не вижу, но только подумаю о нем – слышу звон цепей…
Софи на мгновение остолбенела, но потом сразу же сообразила, что шаману наверняка сообщил о ней все, что знал, ямщик, а тому – смотритель почтовой станции. А вот Никита был,
– А что еще ты можешь мне рассказать? – вернулась к действительности Софи.
– Ничего особенного. Тебе бы побыть тут со мной подольше… У тебя очень твердый, решительный характер, и это мешает тебе познать кое-какие радости – из самых простых.
– Я не о себе хочу от тебя услышать!
– О ком же?
– О мужчине, с которым, как ты сказал, мне предстоит встретиться.
– Повторяю тебе: я его не вижу!
– Ну, постарайся, попытайся увидеть!..
Софи было странно оказаться втянутой в эту игру с ясновидением, она же всегда отвергала суеверия, смеялась над ними. Но сейчас, когда тревога за мужа достигла предела, ей все средства казались пригодными, лишь бы хоть на минутку, хотя бы одним глазком заглянуть в будущее. Смущаясь и немного оробев, она все же решила настаивать на своем:
– Скажи, по крайней мере, жив ли он! Он жив?!
– Жив, – ответил шаман.
Софи испытала огромное облегчение, и это тут же показалось ей смехотворным. Впрочем, приобретенный вместе с образованием рационализм, как ни боролся с искушением проникнуть в тайну, как ни твердил, что чудес не бывает, вынужден был уступить, сдать позиции.
– А он здоров?..
– Думаю, да… Но больше я ничего не стану тебе говорить, потому что солгал бы, сказав еще что-то. Но тебе должно быть достаточно и услышанного – позволь потоку увлечь себя!
Кубальдо наполнил до краев деревянную чашу и протянул ее гостье. Она отпила, и ей почудилось, будто свежесть деревенского воздуха проникла ей в горло, жжение во рту сразу стихло, тошнота прошла как не бывало.
– Какая прекрасная у тебя вода! – искренне восхитилась Софи.
Шаман поклонился молодой женщине, взял у нее чашу и, протянув ее Никите, приказал:
– А теперь ты пей!
– Ни за что, – помотал головой Никита.
– Почему?
– Не страдаю от жажды!
– Скажи лучше, что боишься, подозреваешь меня…
– Ну, и это тоже…
– Что за нелепость, – прошептала Софи. – Да пей же!
– Вы вдвоем вошли ко мне, – сказал Кубальдо, – и выйдете тоже вдвоем. Если один из вас двоих отказался от воды счастья, когда другой выпил ее, то все, чему суждено было стать белым, станет черным!
Никитой овладел ужас, и это можно было прочитать по его лицу. Он буквально выхватил чашу из рук шамана и в мгновение ока опустошил ее. А потом перекрестил себе рот.
– Крестись, сколько хочешь, – усмехнулся шаман. – Я встречал священников, миссионеров, знаю, что написано в их книгах, и не враг им. Вот только их Бог живет в доме с крестом наверху, а мой – он везде: в березовом листочке, в шкурке соболя, в прожилках камня, в куколке медяницы, в тумане, который поднимается над рекой…
– Для нас тоже Бог – везде, – возразил Никита. – Но у нас, кроме того, есть Иисус Христос, который учит любви…
– Прекрасно знаю всю историю про Христа. Это был великий шаман. Может быть, самый великий шаман из всех… Но вы, христиане, говорите, будто Христос умер на кресте, а мы, не православные и даже не христиане, считаем, что он вытерпел все муки и остался жить…
– Что вы говорите! – закричал Никита. – Как это возможно?
– Сейчас объясню, как мне в свое время объяснил мой учитель мудрости. Христа распяли в пятницу, верно?