Свет твоих глаз

Лактысева Лека

– Эдуард, мне приятно, что ты высоко ценишь мои деловые качества, - Вероника сдалась и перестала делать вид, что не замечает добрых слов в свой адрес.
– Но у меня к тебе куча организационных вопросов.

– Спрашивай.

– Ты сам будешь разговаривать с девушками или намерен поручить это мне? Если сам, то когда тебе будет удобно принять претенденток?

– А почему ты не рассматриваешь вариант, когда собеседование мы будем проводить вдвоем? Мне бы хотелось, чтобы ты пообщалась с каждой и потом поделилась своими впечатлениями.

Я ведь даже не смогу рассмотреть, насколько опрятно выглядит гостья. Кажется ли она здоровой. Вдруг у нее зубов нет и лицо в прыщах?

Вероника неожиданно захохотала:

– Ой, Скворцов! А-а-а! Ну насмешил! Ха-ха! Какое тебе дело до зубов и прыщей? Ты же не невесту выбираешь!

И чего такого смешного я сказал? Уже второй раз Ника смеется надо мной! Я ей клоун что ли? Что-то ни секретарь, ни замы, ни другие подчиненные ничего подобного себе не позволяли. Насмешливый тон помощницы слегка задел моё самолюбие, но это было даже… освежающе. Как веер холодных брызг в лицо в душной комнате. Злиться на Веронику я не мог и не хотел.

Решил объясниться:

– Чистая кожа и хорошие зубы говорят об общем состоянии здоровья женщины. Или ты так не считаешь? Понимаю, что я не лошадь на базаре выбираю, но ведь чем здоровее будущая мать, тем меньше проблем с беременностью!

– Да, Эд, ты прав. Прости. Сама не понимаю, с чего вдруг меня на «ха-ха» пробило, - тут же повинилась Ника.
– Кстати, все женщины, которых я выбрала для собеседования, готовы пройти медицинскую комиссию. Так что вопрос их здоровья тебя беспокоить не должен.

– Хорошо. Тогда вызывай троих на субботу, начиная с полудня. И двух оставим на воскресенье, поговорим с ними после занятий в школе с Найджелом.

– Поняла. Перебирайся за стол.

Поужинали мы быстро, перебрасываясь какими-то незначительными фразами на общие темы. Потом отправились на прогулку с Найджелом.

Когда вышли из подъезда, Вероника по привычке взяла меня под локоть. Вот только мне такой близости было мало. Пусть я не мог целовать Нику без ее согласия, но желание почувствовать ее тепло было сильнее меня. Я перехватил ее ладонь, сжал чуть сильнее, давая понять, что не отпущу.

Вероника замялась, вздохнула, но потом смирилась и тоже слегка сжала мои пальцы. Мы зашагали по дорожке, держась за руки, словно парочка. Впереди нас деловито вышагивал Найджел. Я вдруг поймал себя на мысли, что впервые за несколько месяцев чувствую себя почти счастливым. И все просто потому, что рядом со мной идет девушка, пробудившая во мне особенные чувства. Новые, никогда ранее не испытанные. Ведь ни одна из женщин, с которыми я встречался, никогда не вызывала во мне даже слабого подобия того волнения, желания и притяжения, какие вызвала Ника.

Что это? Влюбленность? Или просто мои страхи перед одиноким слепым будущим заставляют меня придумывать то, чего нет? Как разобраться в себе? И надо ли разбираться? Ведь я уже решил, что не готов жениться, потому что не хочу ни для кого становиться обузой!

– Ты

так сжал мою руку, Эд, что мне почти больно, - пожаловалась Ника.
– Прекрати думать о плохом! Скоро твое желание сбудется, и у тебя появится ребенок. Сын или дочь.

– Прости, не хотел, - я немного разжал пальцы, но руку Ники не выпустил.
– Что-то твой голос тоже не слишком радостно звучит. Что-то случилось?

– Пока нет.

– Что значит - пока?
– насторожился я. Такое вступление мне совсем не понравилось. Появилось ощущение надвигающейся беды.
– Давай, рассказывай!

– Наверное, об этом слишком рано говорить, Эд. Еще год впереди...

Год у нее впереди! Знакомо! Я тоже когда-то думал, что у меня впереди и год, и два, и десяток лет. Оказалось - ничего подобного. С того дня, как я впервые заметил, что вдруг стал плохо видеть то, на что прямо направлен взгляд, и до выпадения половины полей зрения прошло всего-то полторы недели. А я ведь даже не сразу брату об этом сказал, хотя Тимофей - врач. Впрочем, в моем случае, обратись я раньше или позже - это ничего не изменило бы…

– Ника, сказала «а» - говори и «б», - потребовал я.
– Поверь, у меня достаточно в жизни неопределенности, чтобы гадать еще и о том, что ты там через год выкинуть надумала.

Вероника перевела нас с Найджелом через дорогу. Вздохнула, явно набираясь решимости, потом выдала:

– Как только у тебя появится ребенок, Эд, я уволюсь.

Сказала - и замолчала. Видимо, давая время на осмысление. Но я словно резко отупел от ее слов. Попытался осмыслить - и не смог. Повторил ее фразу про себя раз, другой. Потом переспросил, желая убедиться, что правильно расслышал:

– Ты намерена оставить место моей личной помощницы из-за того, что у меня появится сын или дочь? Я правильно понял?

Ника отодвинулась, выдернула пальцы из моей ладони. Я тут же остановился. Найджел недоуменно гавкнул, требуя продолжения прогулки.

– Найджел, сидеть. Тихо!
– приказал лабрадору. Потом снова обернулся к помощнице. В темноте я с трудом различал очертания ее фигуры.
– Вероника?

– Ты не понимаешь, Эд!
– с отчаянием в голосе воскликнула она.

– Не понимаю, - подтвердил как можно спокойнее, хотя в груди что-то болезненно сжалось, мешая дышать.
– Объясни, чем рождение ребенка помешает тебе выполнять обязанности личной помощницы?

– Мне будет невыносимо видеть малыша. Слышать его смех или плач. Ощущать запахи детских смесей… это все… оно слишком еще живое в памяти, Эд! Не знаю, смогу ли я вообще когда-нибудь забыть!..

Теперь в голосе Ники зазвенели слезы.

А я… я понял, какой я идиот. Как же, наверное, мучительно для Вероники искать для меня суррогатную мать, думать о том, что какая-то малознакомая женщина будет носить ребенка, прекрасно зная, что он чужой. Что эта женщина спокойно отдаст кому-то то, что является для Ники самым дорогим, что было у нее отнято - жестоко, безвозвратно!