Свет твоих глаз

Лактысева Лека

Наверное, мне следовало бы отпустить Веронику прямо сейчас, чтобы не мучать ее. Я мог бы позаботиться о том, чтобы она нашла хорошую работу. Мог бы помочь ей с жильем. Но стоило представить, как вновь опустеет мой собственный дом, когда из него исчезнет голос Ники, звук ее шагов, аромат ее шампуня и такой уютный запах выпечки, как боль в груди стала почти невыносимой.

– Ника, дай пожалуйста руку!
– попросил я, протягивая открытую ладонь к замершей в паре шагов темной тени.

Чуть дрожащие ледяные пальцы коснулись моей кожи. Я сжал

их, поднес к губам, принялся дуть, пытаясь согреть.

– Я хотел бы тебя отпустить, Вероника. Завтра, или через пару дней. Но, прости, - не смогу. Ты… нужна мне!
– это признание вырвалось так внезапно, что я сам задохнулся от собственных слов. От понимания их правдивости.
– Можешь возненавидеть меня за эгоизм, но уж этот контракт я не отменю!

– Не надо. Я не хочу от тебя уходить. И помогу тебе, как и обещала. Сделаю все, чтобы твоя мечта сбылась, хотя не понимаю, почему ты решил… так. И куда спешишь.

– А ты не догадываешься, куда?
– я вдруг понял, что никогда и никому, даже маме Вике, не озвучивал свой главный страх, который гнал меня вперед - все быстрее и быстрее, требуя обогнать само время.

– Нет. Я пыталась понять, к чему такая спешка… - Ника запнулась.

Я еще крепче сжал ее пальцы, которые начали согреваться в моей руке. Выходит, она думала обо мне! Значит, я ей не так уж безразличен?

– Давай договоримся. Откровенность на откровенность. Я расскажу тебе, почему тороплюсь, а ты расскажешь, что произошло с твоим сыном. Знаю, что это больно вспоминать, но надеюсь, тебе самой станет легче, когда ты поговоришь все вслух. А я смогу лучше понять тебя.

Ника замерла. Вдохнула и задержала дыхание, готовясь что-то ответить. Её пальцы снова задрожали у меня в ладони. И все же она решилась.

– Хорошо. Но ты первый, - неровным голосом выдавила она.

Найджел снова гавкнул.

Ника вздрогнула. Я уже собирался отругать парня, приказать ему и дальше сидеть тихо, но Вероника, не отпуская моей ладони, двинулась вперед:

– Идем, Эд. Найджелу нужно на площадку. А мы с тобой и там поговорить успеем.

– Да, так тоже можно.
– Я позволил помощнице снова вести себя.

До площадки оставалось не более сотни шагов. Мы проделали их в задумчивом молчании.

– Пришли, - объявила, наконец, Ника.

– Отлично. Гуляй, парень!
– Я спустил Найджела с поводка. Снова отыскал и сжал руку помощницы.
– Ну что, ты готова услышать мои признания?

– Да, наверное… - не слишком твердо, но все же согласилась она.

Мне тоже было немного не по себе. Но вместе с тем я чувствовал, что все делаю правильно. Нам следует довериться друг другу. И первый шаг обязан сделать я.

– Ты ведь уже поняла из наших разговоров с Тимом, что я продолжаю терять зрение?
– полувопросительно начал я.

– Да.

– Никто не может сказать точно, как скоро я совсем перестану видеть. Возможно, через пару лет, но скорее всего, счет идет на месяцы. И я боюсь… - мне пришлось

остановиться и растереть свободной рукой внезапно онемевшие губы.
– Боюсь, что не успею увидеть лицо своего ребенка...

Слова, которые я с таким трудом произнес, на несколько мгновений повисли в воздухе, окутали меня ядовитым туманом, от которого засвербело в носу, защипало в глазах. Лицо окатило жаром, дышать стало невыносимо трудно. Я судорожно, с хрипом втянул воздух в легкие.

Вероника молчала слишком долго. Тишина стояла такая, что, если бы не сопение Найджела, который топтался где-то совсем рядом, - я решил бы, что не только почти ослеп, но и совсем оглох.

– Ника, не молчи… - у меня вдруг закружилась голова, ослабли колени. Я переступил с ноги на ногу и невольно пошатнулся.

Вероника быстро и как-то внезапно обняла меня, обхватила чуть выше талии, не позволяя упасть. Уткнулась носом в плечо и зашептала отрывисто, отчаянно:

– Я с тобой, Эд! Как же тебе… не знаю! Нет слов… Вот почему так?! Почему светлым, хорошим людям - такое, а всяким уродам… Ты не думай, Эд! Мы все успеем, обязательно! Только береги себя, делай все, что говорит твой врач!

Удивительно, но ее торопливые, прерывистые слова сочувствия не вызвали во мне привычной злости и отторжения, не показались неуместной жалостью. Напротив, с каждой новой фразой, которую произносили ее губы, мне становилось все легче. Ядовитый туман рассеивался, боль в груди отступала.

А еще я точно знал: дело не в деньгах. Не в том, что я плачу своей помощнице хорошую зарплату. Вероника искренне сопереживает мне и обещает помочь!

– Успеем, а потом ты уволишься? Без сомнений, без сожалений? Уйдешь в закат и не будешь беспокоиться о том, как я справлюсь без тебя?

Мне вдруг стало важно знать: как много я значу для Вероники? Нужен ли я ей хоть наполовину так сильно, как она - мне?

– Это невыносимо, Эд!
– в шепоте Вероники прозвучала мука.
– Мне страшно думать, что придется уйти, и страшно думать, что я останусь! Все это разрывает мне сердце… но у тебя есть родители, брат, будет еще и ребенок. Ты не останешься один!

– Разве? Думаешь, кто-то из них сможет заменить тебя?
– я сам не понял, когда мои ладони оказались на щеках помощницы.

Вероника не пыталась оттолкнуть их. Стояла, запрокинув ко мне лицо, которое смутно белело в темноте, и трудно дышала.

– Ты так говоришь, будто я… словно у тебя ко мне… чувства?

– Вот что у меня к тебе!
– в этот раз я не пытался быть нежным и осторожным.

Склонил голову, ткнулся губами наугад, поймал сначала нос Вероники, но тут же скользнул к ее рту и впился в него - резко, отчаянно!

– Не знаю, как это произошло! Не представляю, как ты это со мной сделала…

Я сминал, терзал и покусывал мягкие женские губы, бормотал что-то важное и бессвязное, доказывал свое право так делать, отвоевывал согласие поступать так снова и снова, наказывал и пресекал любые сомнения!