Свет зажегся

Потоцкая Мария

Толик разгонялся, начинал говорить более возбужденно, весело. Он резво закурил сигаретку, сделал несколько быстрых затяжек, видимо стараясь сам себя притушить, чтобы повернуть рассказ в нужное русло.

— Короче я пошел прогуляться к лесу, а я знал, что время у нас еще есть, и хотя и не стоило надолго уходить, мне море было по колено, и я давай шкандыбать по этому лесу несколько километров, очень мне хотелось быть наедине с природой. Все мне тогда так нравилось, лягушата из-под ног выпрыгивают, малина обалденно пахнет, помню, даже дерево целовал одно, по которому смола стекала. Но я разумный был, в какой-то момент повернул обратно, голова уже прочищалась, идти было не так легко, я уже не таким зверем был. Короче наслаждаюсь природой, птички поют, все дела, но и чувствую и легкое сопротивление с ее стороны, овраги, коряги всякие, да и вообще заблудиться можно. Иду я, иду, весь уже в колючках и ветках, и вдруг вижу какое-то движение сбоку от меня. Я не очень удивился, когда понял,

что параллельно мне бежит волк, все-таки лес — дом всякой животинки. Я, конечно, пистолет достал, в руке сжимал его, но не стал сразу стрелять, вдруг мы могли мирно разойтись. Парень ведь мог и просто по своим делам бежать, может, не по мою душу. Продолжаю идти, а он так параллельно мне и двигается между деревьев. Потом, значит, смотрю, появился еще один впереди него, а потом еще и позади. Понял я их схему, запугать хотят, загнать, и не дать сбежать. Они меня, конечно, уже стали напрягать, я думал, если стрелять даже не по ним, то хотя бы в воздух надо, чтобы спугнуть. Громких звуков звери должны бояться, наверняка, с охотниками сталкивались. Но, думаю, они все-таки не так близко ко мне, вдруг сам спровоцирую, если выстрелю, и я решил действовать, только если круг начнут сужать или резко кинутся, главное было не выпускать из виду того, что сзади. Я уже даже присматриваться к ним стал, тот, что параллельно мне бежал, прихрамывал, больной был или подранный кем-то. В общем, потом выяснилось, что это не три моих товарища, а четыре всадника апокалипсиса, ха-ха. Прямо навстречу мне вышел четвертый, явно главный среди них, типа Смерть. Поняла аналогию, да? Хромой — это Болезнь, ну и допустим, передний — Война, а задний — Голод. Короче, откуда взялся четвертый, я не мог сказать. Вроде не было его, а тут он из-за деревьев выходит, будто все это время я только к нему и шел. Здоровенный он был, мне кажется, весил больше меня, лапы мощные такие, прямо по ним одним видно, что вожак. Серый весь, но с рыжими подпалинами, будто зажигалкой оставили. Но главное вот в чем было — морда у него в была крови, прямо вокруг пасти. По носу вверх далеко шла, видимо какое-то крупное животное ел, раз так глубоко морду засунул. А я оптимист, решил, что раз он ел недавно, значит, неголодный, наверное, не нужен я ему, он так, только для статуса вышел побыковать. А потом думаю, а кровь-то она раззадоривает, может быть, ему и не надо меня убивать, а хочется все равно. У него пасть приоткрыта была, два нижних клыка торчат, и казалось мне, что он будто улыбается: попался, значит, говорит. Своими желтыми, какими-то будто доисторическими глазами он смотрел прямо на меня, внимательно так. И я подумал, что это судьба моя. Может быть, вот я, наконец, добился успеха, а большего мне ждать и не стоит. Выше Толик все равно никуда не прыгнет, так пускай сгинет на высоте успеха. В этом же есть какой-то смысла, да? Ты типа все, дальше будет только хуже, даже если не плохо, то уже не то все равно, так зачем продолжать? Или вдруг сам Бог решил покарать меня. Типа, Толик, вот ты плохих людей обижал сначала, а теперь будешь слабых. Хватит, пожил, теперь в ад иди. И подумал я, что если так, то пускай я и отдамся судьбе, если этот зверь кинется на меня, я не буду тратить пули, значит так надо. Я смотрел в его глаза, будто он судья всей моей жизни, вот точно будто смерть, только не та, которая точно пришла за тобой, а которая может посмотреть-посмотреть и уйти. Но если не, не уйдет, то труба. Я был готов расплакаться и встать на колени перед ним, не из страха, а потому, каким великим красивым зверем он мне казался в тот момент. А потом я подумал, но как так, если это и правда мой пик успеха, значит, так я и умру, не вкусив его по-настоящему? То есть, у меня было осознание моего успеха, но я же не успел с этого еще денег получить, я только грезил о том, что они будут, какая у меня машина станет, девочки, рестораны, как ребенку своему что-то такое невероятное куплю. То есть, это были не грезы, я знал, что стоит только немного подождать, и это все будет у меня. Но я ведь не дождался еще, и что вот так и умирать за секунду до счастья, только зная о нем, но не прочувствовав? Говно это было, не хотел я так, у меня взгляд сразу прояснился. Я не скажу, что величие волка пропало, нет, он был для меня все таким же мистическим зверем, но я вот стал другим. Такой вид у меня, наверняка был сильный, как в кино. И всем своим естеством я показывал ему, что если он за смертью моей пришел, то ему придется бороться со мной за мою жизнь. Я дебил был, так на этом героическом ощущении сосредоточился, что даже про пушку забыл. И что ты думаешь? Мы смотрели друг на друга долгое время, все друг с друга читали, а потом волк повернул назад. Нет, конечно, он хвост не поджал, не вел себя, как проигравший лошара, но он понял, что ему здесь нечего ловить. Остальные трое, как стадо баранов, повернулись за ним, и легкой походкой скрылись в лесу. Такой красивый момент в моей жизни был, да?

Только когда волк ушел, Полина застала себя за своим старым детским жестом, когда она от волнения прижимала кулак к зубам. Это было по-настоящему чудом вообще встретить стаю волков, а тем более остаться нетронутым. А ведь реши этот волк по-другому,

Толик мог и не убить пулями всех четверых. И не было бы у него потом крутой машины, и не говорил бы он с Полиной сейчас, а стал бы просто историей про бандита, который умер не своей смертью, а вовсе не по очевидным причинам.

Она улыбнулась.

— Как же хорошо, что твой волк так решил. И это действительно круто, ты переглядел его, как будто ты индеец или еще какой-то шаман!

— Ага, может, я тоже волшебник.

— Может! Только знаешь что?

— А?

— Ты нарушил правила нашей игры, это никак не связано с последней историей, ну той, что Юля рассказала.

— Подожди, подожди-ка. Твоя Юля рассказала про бабушку, так? А кто бабушку съел? Волк. Я просто не упомянул, что там у него в животе она была вместе с внучкой в шапке, а потом, когда я уже ушел, двое мужиков подстрелили волка и вытащили их живехеньких у него из пуза.

— А, ну если так, тогда все верно, я просто не сразу сообразила.

— Я же предупредил тебя, что сказочная история будет.

Полина представила, что вдруг где-то в темноте параллельно Толику и сейчас стоит лесной зверь, который хочет сожрать его. Или может быть, этот волк все время сопровождал его и шептал гадости на ухо. Давай, Толик, накинь пакет на голову мужику, постреляй в бармена. Но Полина быстро смогла отогнать от себя эти мысли, обозвав их излишне романтичными. Крысиный король был куда страшнее.

— Может, Юля и не теряла своего ребенка, может, это мы своей памяти лишились. Вот мы же не помним, чем занимались до того, как попали сюда. Это побочный эффект заклинания или зелья, может быть, мы не помним куда больше, не день-два, а, например, три месяца, за которые Юля успела родить и прийти в себя.

— Конечно! Ты же знаешь, как с магией бывает! Это тебе не просто два пальца об асфальт, это все-таки вещи сложные, там раз на раз не приходится.

— Спасибо, Толик, ты мне помог успокоиться.

— Помог, правда?

— Сказала же уже, легче мне стало.

Он заулыбался, так сильно радовался, что у него вышло помочь. Полина подумала, что его эмоции яркие и непостоянные, меняют друг друга без оттенков, и сразу от беспокойства он переходит к радости, от ярости к веселью. А потом она и на себя взглянула со стороны, оказалось, что в баре все внутри нее тоже бешено кипело. Они стояли друг перед другом голые и ослабшие, и их тела реагировали на каждое дуновение ветра и солнечный луч.

— Ладно, вот ты историю рассказывал про красоту, и я тебе расскажу. Как-то мы от моего института поехали в научную экспедицию. Вот ты, когда слышишь фразу «научная экспедиция от НИИ», наверняка, представляешь что-то невероятно по-советски унылое?

— Да нет, это наоборот, ничего себе, что-то очень крутое.

— И ты не ошибаешься тогда, мы ездили изучать Японское море! Представляешь? Это был не какой-то курортный паром, а целое судно из восьмидесятых годов с именем академика, и у нас собралась целая научно-исследовательская команда, и еще экипаж! Отправлялись мы из Владивостока, представляешь, туда летели еще на каком-то самолете МЧС, через закрытый военный аэропорт. На корабле у многих моих коллег сразу началась морская болезнь, они лежали согнувшись пополам или загрязняли экосистему моря, свесившись за борт, а мне ничего, нормально было. Вообще со мной поехал мой друг из лаборатории, но пока он первые дни кис, я подружилась с одной тоже молодой сотрудницей Олей, она изучала зоопланктон.

— Планктон, серьезно? И как это такая исследовательница крутых акул могла сойтись с женщиной, которая изучает одной ей интересный планктон?

Толик хотел с ней поиграться, польстить Полине, но она вдруг стала очень серьезной.

— Вообще-то я думаю, что изучение планктона чуть ли не самое важное направление среди морской флоры и фауны. По его анализу можно сложить представление об экологии водоема. Оля рассказывала очень интересные вещи.

— Ладно, понял свою ошибку, маленьких не обижаем, всякие рачки, или кто там еще, тоже заслуживают внимания и уважения.

Но Полина по-прежнему оставалась очень серьезной.

— Много кто. Это могут быть и диатомовые водоросли, и бактерии, и простейшие, и ракообразные, и моллюски, и яйца рыб. Ты представляешь, какие широкие знания должны быть у человека, изучающих планктон?

Толик не особенно представлял, но почти готов был впечатляться благодаря интонации Полины.

— И я не изучаю акул, Толик. Я просто ими интересуюсь. А занимаюсь я подводной видеотехникой. Я типа физик, а не биолог, если так запомнится лучше.

Прояснив ситуацию, она снова смягчилась в лице. Ее взгляд приобрел тот мечтательный блеск, с которым она, должно быть, и смотрела на море. Толик представлял ее смеющейся на носу корабля, ветер дул ей в лицо, ее волосы в хвосте веретеном крутились у нее над головой, и выглядела она словно как на кадре из фильма про счастливые воспоминания героини.

— Однажды был шторм, и тут уж почти всех сложило, даже экипаж. А мы с ней бегали смотреть, какая темнота вокруг, как море хочет сожрать нас. Волны гуляли даже по кораблю, мы все представляли воронку, которая нас засосет так же быстро, как уходят остатки воды в слив раковины. Но это все ничего, самое крутое началось, когда мы увидели кита.