Свет жизни
Шрифт:
Вскоре проснулась Кинза. Хамид отломил два куска хлеба, и они молча съели их. Потом он повел ее к маленькому ручью, умыл и дал напиться с ладоней. Он хотел, чтобы она выглядела чистой и опрятной, когда они доберутся до своего неизвестного друга. Это было так важно! Как жаль, что он не взял кусочек от семейного гребешка - причесал бы ее, чтобы она не была похожа на заброшенную куклу. Он постарался пальцами распутать ее волосы, но Кинзе это не понравилось, и она шлепнула его. Будучи усталым и в плохом настроении, он в ответ тоже шлепнул ее, результатом чего был громкий рев и требование дать ей маму и утреннюю кружку черного кофе. Некоторое время они сидели у ручья надутые, фыркающие
Но скоро гнев Кинзы прошел, она ощупью добралась до брата, уютно примостилась у него на коленях, сунула палец в рот и простила ему.
Мальчик с отчаянием посмотрел на нее. Она была такая тяжелая, а у него так сильно болела спина. Но надо было идти, пока солнце еще не так сильно припекало. И он пошел с привязанной к спине девочкой по извилистой тропинке, поднимавшейся в горы все круче. Он радовался тому, что тропинка шла вдоль ручейка. Каждые десять минут он наклонялся, чтобы освежить лицо, руки и ноги. Но вот ручей остался позади, и Хамиду пришлось взбираться через низкорослые оливы. Кинза, которая хорошо выспалась ночью, подпрыгивала на спине и больно ударяла по натертым плечам, а солнце поднималось все выше, обжигая голову. Мальчик знал, что нужно сделать остановку. Если он сейчас не ляжет где-нибудь, то уснет на ходу. Перед его глазами все расплывалось. Но где? Вдруг он заметил впереди желтое пятно, это было пшеничное поле. Он не помнил, как добрался туда, и, конечно, не заметил, что в опасной близости от поля находилась деревушка. Он ползком забрался в самую середину поля, лег среди колосьев и крепко-крепко уснул. Густое поле надежно спрятало его.
Любознательная и бодрая Кинза не понимала причины столь долгого сидения в таком неудобном месте. Дома она гуляла, где хотела, а здесь везде колючие стебли. Кроме того, Кинза очень хотела есть. Мама никогда не покидала ее раньше, она, наверное, где-то здесь недалеко. Только бы выйти из этого странного места. Она решительно стянула с себя большой платок и стала пробираться вперед, следуя безошибочному инстинкту идти к свету. Без труда она вышла на край пшеничного поля и вся обратилась в слух. И, о радость, ее ухо уловило слабое жужжание жерновов. Жернова - это значит мама, а мама - это значит кров и пища, удобства и безопасность.
С криком радости девочка направилась в том направлении, вытянув вперед руки. Женщина, сидевшая у двери хижины, услышала этот крик, подняла глаза и замерла в испуге, как будто увидела привидение. Неуверенным шагом к ней направлялась странная фигура. Это был крошечный ребенок в грязном ситцевом платье с протянутыми вперед руками и поднятым к свету лицом. Ее волосы, походившие на густой черный куст, были увенчаны желтыми стебельками соломы. Она вся была покрыта пшеничной мякинкой и вдруг начала чихать, а женщина продолжала сидеть, уставившись на нее.
Как только прекратился шум жерновов и не стало больше путеводного звука, Кинза остановилась в нерешительности. Затем протянула руки и произнесла одно единственное слово “има”.
У той молодой женщины прошлой зимой умер единственный сын, и она похоронила его под снегом. И вот теперь, когда этот ребенок так нерешительно остановился и пролепетал то слово, которое она жаждала услышать вот уже шесть месяцев, она не задумываясь схватила дитя в свои объятья и начала ласкать и целовать его. Кинза сначала сопротивлялась и плакала. Она поняла, что это была не ее мама, но тем не менее ласкавшие ее руки были сильными, надежными и очень нежными. Ее тельце расслабилось, она легла спокойно и попросила пить. Новая мама принесла девочке чашку молока, и та, держа ее обеими руками, с большим удовольствием выпила все до последней капли. Затем, свернувшись
Хамид проснулся под вечер и лежал, удивляясь, где он находится. Ему казалось, что он находится под золотой крышей, так как пожелтевшие колосья отражали яркие солнечные лучи. Все тело его болело, но он чувствовал себя отдохнувшим. Постепенно память его прояснилась, и он с беспокойством вскочил на ноги: “Где Кинза?” Но он, несмотря на испуг, знал, что надо быть осторожным. Он прополз до края поля и украдкой выглянул из-за колосьев в том направлении, куда она, должно быть, ушла. То, что он увидел, привело его в величайшее изумление.
В пятидесяти метрах от того места, где он прятался, стояла хижина, а на пороге, чувствуя себя как дома и, очевидно, совсем позабыв о нем, сидела Кинза и ела черешню. Ее новая мама сидела рядом и смеясь пыталась привести в порядок ее волосы. За этой хижиной полукругом располагалась вся деревушка.
Хамид лежал совершенно неподвижно, но вид черешен напомнил ему о голоде, и его рука потянулась к хлебу. Жуя его, он думал, как же теперь поступить. Мальчику было стыдно: они потеряли весь день и хуже всего, что Кинза ушла во вражеский лагерь, потому что эти люди услышат, конечно, что в соседней деревне пропала девочка. Он не должен показываться им на глаза…
Когда солнце село за горизонт, луна осветила деревушку и все совершенно успокоилось, на пшеничном поле послышался шорох. Неслышными шагами Хамид пересек открытое пространство и заглянул в хижину. Муж женщины лежал на циновке, громко храпя, а жена спала у его ног. На циновке не оказалось места для Кинзы и ее положили в кроватку около двери, укрыв козьей шкурой. Хамид наклонился и взял ее на руки. Она слабо вздохнула и открыла глаза. Мальчик тихо произнес ее имя и, считая, что все в порядке, она прильнула к нему; ни молоко, ни черешня не имели силы лишить чувства привязанности к брату. Хотя она хорошо провела день, но чувствовала, что что-то было не так. Сейчас она была в безопасности в руках своего брата.
Пять минут спустя испуганный мальчик с бьющимся сердцем спешил по крутому склону вверх, прижимая к себе сестренку. Бесшумно, как привидение, он спас ее, и Кинза при этом вела себя отлично. Крепко прикрепив ее к спине, мальчик решительно продолжал путь.
Глава 7
Хамид дошел до вершины как раз перед рассветом, сильно уставший и прихрамывающий. Ночи на горном высоком перевале холодные даже летом, а Хамид и Кинза были очень легко одеты. Девочка начала кашлять и чихать. Брат ее был настолько уставшим, что бессильно опустился на корточки с подветренной стороны испанского форта, откуда часовые следили за долиной, и стал ждать наступления утра. Сам форт или пост находился над его головой. Дорога шла некоторое расстояние по гребню, а потом опускалась вниз. Куда бы он ни посмотрел, везде видел горы, горы - гряда за грядой скалистые пики, розовые от восходящего солнца. Хамиду казалось, будто он находится на вершине мира в таком месте, куда не ступала нога человека.
Однако одно место во всем окружающем ландшафте наполняло его страхом, и он любыми путями решил избежать его. На дальнем краю гребня находилось испанское поселение с белыми постройками, множеством солдат и наблюдательными пунктами. Если каким-то образом отчим сообщил о нем полиции накануне вечером, то те, безусловно, сообщили бы на этот пост, чтобы они следили за дорогой. Ясно, что в таком случае он должен сойти с дороги и пробираться напрямую через кусты до реки в долине. Там он мог бы немного отдохнуть где-нибудь в оливковой роще, а после захода солнца продолжать путь по дороге.