Светлейший князь 4
Шрифт:
Господа Морозовы в Убсунуре оказались раньше и уже занимались обустройством будущих гвардейских станиц и работали с пленными китайским солдатами.
Илья сразу же включился в работу и к концу лета в общих чертах закончил обустройство Убсунура. Были построены две опорные гвардейские станицы: Улангом и Тэс. Среди пленных китайцев была проведена работа и в итоге выявили достаточно много неблагонадежной публики: почти тысяча среди пленных воинов и почти пятьсот китайских семей из почти пяти тысяч.
Что с ними делать я не знал, все кто занимался с ними, особенно наши китайцы, в один голос говорили, что
В конечном итоге он предложил этой публике выбор — Улясутай или северные берега озера Хяргас-Нура.
Коренным населением Убсунура были так называемые ойраты, они можно сказать родные братья российским калмыкам и какие-то двоюродные или троюродные монголам. Чжан Цзинбао их тоже решил не щадить и бежали они от его армии также как тувинцы. Но на север ушло меньшинство, а большая часть бежала в горные районы на восток и на запад. После нашего появления в Убсунуре они думали не долго и сразу же заслали своих лазутчиков, а после переговорщиков быстро начали возвращаться.
Вариант, предложенный Лонгином, на мой взгляд был вполне приемлемый. Но только при небольших условиях: согласие на это уже вернувшихся туда ойратов, сохранение там нашего контроля и недовольные своим ходом без промедления следуют в Улясутай.
Ойраты согласились, но предупредили пришельцев, что просто вырежут их при возникновении конфликтов. Как они это смогут сделать для меня загадка, здесь их просто мало. Наши караулы хотя и отошли к горам, но продолжают постоянно патрулировать северные берега Хяргас-Нура. Ну а свободу на возвращения на юга никто не собирался ограничивать. Тем более, что дорога на север через Хан-Хухей для них закрыта.
Оставшиеся шесть тысяч пленных китайских воинов под контролем Морозовых расселились вдоль линии уже наших пограничных караулов. На западе это предгорья хребтов, название которых я не помнил, идущих на юг от границы Саян и Алтая, в том числе и важнейший перевал Улан-Даба.
Затем линия наших караулов шла вдоль предгорий этих хребтов и достигая ущелья по которому река Хоттотын выравалась на равнину,чтобы нести свои воды к Убсунуру, поворачивала на юго-восток и затем шла по южным предгорьям Хан-Хухея.
Достигнув восточной оконечности этого хребта, линия наших караулов поворачивала на северо-восток и выходила к реке Тэс километрах в тридцати пяти выше нашей строящейся станицы с таким же названием. В нашем тылу оставалось важное урочище Доны-Хунлий с колодцами в его южной части и две горы Баян-Ула и Дунгэн-Ула.
Высота последней более двух тысяч метров и это в этих краях одна из господствующих вершин, видимость с неё составляет целых пятнадцать километров. На её вершине Морозовы поставили сторожевой пост, караул которого меняется раз в неделю.
Караулы на нашей границы выставлял Лонгин с двумя десятками своих людей и тремя десятками гвардейцев. Выйдя у реке Тэс на линию монгольских караулов, они обнаружили оставленные монголами стоянки их караулов. А затем, продвигаясь по их линии и столкнулись с самими караулами.
Монголы при приближении наших гвардейцев не пытались сопротивляться и быстро уходили на юг. Вскоре Лонгин вышел к новому
Здесь местное ойротское население свои кочевья не покидало и к появлению новых хозяев отнеслось спокойно.
Визит в контору меня худо-бедно успокоил. Трофейных зерна и риса нам должно хватить до следующего лета, а запасов всяких сушёных китайских трав, ягод и фруктов достаточно чтобы не начались всякие гиповитаминозы и прочие гадости случающиеся при рисовых монодиетах.
Положение дел в нашей долине у меня беспокойства не вызывало, уже лет пять мы себя обеспечивали абсолютно всем необходимым и без проблем могли в течении одного сезона увеличить своё сельхоз производство. В тех же Минусинске и Красноярске круглый год продавались излишки производимого в нашем уже огромном тепличном хозяйстве.
Зелень, огурцы, томаты, ремонтантная малина, лимоны на столах усинцев не переводились. Серафима Карловна обещала в ближайшее время землянику с клубникой. Виноград, груши, яблоки в сезон и по праздникам на трапезах в храмах, а болящим детям постоянно экзотика: цитрусы, персики, абрикосы и ананасы.
Пока мы не наладили своё производство продовольствия выручал купец Томилин. Его заслуги перед нами я ценил очень высоко и совершенно не желал иметь дело с другими. Никанор Поликарпович со своим Ипполитом были единственными, скажем так «иностранцами», кто бывал у нас. Да и то Ипполита можно называть условно. Через два года он попросил разрешения поселить свою семью в Усинске. Ни один человек пришедший в долину не пожелал уйти обратно, даже приглашенные умники не заикаются об этом.
Неоднократные попытки окружного начальника побывать у нас всегда оказывались неудачными, как говорится то понос, то золотуха. Вот как в этот раз. Все наши люди по какой-либо нужде выезжавшие за пределы долины, возвращались и в один голос говорили что лучше места нету.
Я и в этот раз уже подстелил соломку и Никанор Поликарпович уже готов подставить плечо в случае возможного голода. При необходимости он привезет нам зимой зерно из Минусинска.
За прошедшие годы купец Томилин разбогател так, что стал чуть ли не богатейшим человеком Сибири. Почти вся торговля с нами шла через его руки. А её обороты росли с каждым годом. Круглый год в Усинск шли и шли обозы с товарами. Всё, что нам было необходимо привозилось из России, а при отсутствии российского из Европы.
Платили мы золотом или меняли на свои товары. Например с каждым годом нам везли все больше и больше шерсти, льняной ровницы и различных полуфабрикатов из конопли. На нашей не очень большой, но достаточно производительной ткацкой фабрике построенной в Усть-Усе, из всего этого и конечно из своего сырья, делали усинские ткани.
Из качество по мнению Никанора Поликарповича было самым высочайшим и превосходило любые хваленые европейские и российские. Производили мы их немало, купец Томилин поставлял их во все концы, даже в Европу. Цена на них была очень немаленькая, но он говорил только одно слово: еще.