Светлое будущее
Шрифт:
— Я тебя сейчас точно прикончу! — дикое, и снова с выпадом.
Успеваю преградить, сдержать порыв Рожи (едва мне не заехал):
— Угомонись! — рычу. — Ничего не было!
— И НЕ БУДЕТ! — бешено.
— Я поняла уже все! — сдержано, хоть и на повышенных тонах, повторяю за ним. — Хватит! Пошли отсюда. Не будем цирк устраивать… и других будить.
— Цирк? — изумленно. Выпучил на меня глаза, рот перекосился от ярости. — Это еще кто тут порно-цирк устроил, а?!
Смолчала. Виновато опустила очи.
Шумный, гневный вздох. Взгляд около — и вдруг окаменел. Поддаюсь — вперилась на него, а затем
— Шалавы, блядь, конченные… — враз скривился и сплюнул на пол. — Дырки безмозглые.
Разворот — и пошагал прочь, в комнату.
Стрелой я за ним.
— Всё не так… Рожа! — отчаянно.
Обомлел вмиг. Стремительный разворот — налетела следом. Попытка совладать с собой. Выровнялась рядом.
Сверлит взглядом, выжидает:
— Мы с ним не раз виделись… Да, ты прав. У нас… непростые отношения. А тут…
Замялась, не договорив. Спрятала от стыда глаза.
— Что бы и за километр его не было. Ясно?! — грозное, приказом.
— Да… — тихо, послушно… лишь бы успокоился.
— Спать пошли! — и снова деспотическое веление. Разворот — пошагал дальше. — А то… сходила она в туалет, блядь! — семеню за ним. — Спасибо, что хоть один… а не перед толпой раскорячилась.
— Причем тут, Рож?! — обижено, едва не визгом. Пытаюсь не отставать. — Я же говорю… Мы с ним давно… друг около друга ходим. Нервы треплем… — отчаянно, бесстыдно преувеличиваю, лишь бы не надумал сверх лишнего… непоправимого.
— Как давно? — обмер у двери в залу, ухватившись за ручку. Взор мне в лицо. Зубы сжаты от злости.
— Достаточно… но всё как-то…
— Что «как-то»? — дерзко, с наездом.
— Я его отшивала… — пристыжено опускаю очи.
— А теперь че? — едкое. — Пьяная баба — пизде не хозяйка? Так?
Виновато молчу.
— СПАТЬ! — ором в лицо. — И пусть только… этот хуе снова будет около тебя тереться — не пощажу… и тогда уж точно за дело сяду.
* * *
Лежит, сопит — но слышу же: не спит, думает гадости мой Федька. Хотя… все же обнимает, прижимает к себе.
— Нечего тебе с ним возиться, — внезапно, отчего даже передернуло меня. Провернулась. Взор в лицо. Продолжил: — Даже не думай. Ладно эта… пизда малолетняя — ей простительно: с детства без мозгов, в башке — сплошной ветер. Но ты же — адекватный человек. Трезво должна мыслить. Судить. Для него все бабы — шкуры, без исключения. Оттого и отношение: ни во что не ставит. Один раз натянет — и выбросит. Хуже вещи потрепанной. Будь умнее — не лезь в это г*вно. Не стоит он того! Да, бизнес с ним мутить — охуенно. И товарищ, если он тебя таким считает, — за*бись. Но в остальном — кто не вошел в его круг доверия — с дерьмом смешает, ноги вытрет, раздавит и не заметит. Это для него особый кайф — стебаться со всех, унижать… провоцировать. Уничтожать. У него реально… башка отбитая. Тот еще отморозок. Реально, погоняло не от «мир», а от «войны» идет. Хлебом не корми, дай кого если не на кладбище, то в больничку отправить.
Скривилась пристыжено, спрятала взгляд.
— Так что будь с ним аккуратна… и за сто километров
— Да, — раздраженно.
— А ну глянь на меня, — чую нотки смеха в голосе. Поддаюсь, улыбаюсь. — Ну глянь…
Старая, добрая песня. Дразнилка. С ним мириться — та еще хохма. Как бы не думалась — всегда умел рассмешить… причем ничего особо не делая при этом, и не говоря.
Поддаюсь. Глаза в глаза:
— И нечего на меня злиться. Найдешь еще себе… кавалера. Адекватного. А не эти… ублюдки. Тут вообще… ни одного нормального нет.
— И ты? — смеюсь тихо с издевкой.
— И я, — вполне серьезно. Искренне. — Мы — не для таких, как вы. Мы так — мимо проходящее. Как и вы для нас… Сама посуди… что у нас впереди? Ничего определенного, толкового. Или пан, или пропал. Или всё, или… опять нары. Если не яма. И то… если где че какая заруба, за кем первым придут? Думаешь, за мной… или за ними? Нет, начнут со слабого места — а это вы будете. Вы, семья. Если всё серьезно, а если нет — то и в расход пустить не жаль, обеим сторонам. Так что не дури голову. Смогла выбиться в люди. Вон, универ, хата, может… работа какая нормальная. А там и пацана себе с мозгами и будущим найдешь — и вперед: ЗАГС и строгайте детей.
— Че-то ты… — обижено буркнула, пряча глаза, — раньше иное пел. Иные были понятия… о «ровной жизни», о «толковых пацанах».
— Поумнел, — резко перебил.
Не отступаю и я с напором. Глаза в глаза:
— Че ж сам не хочешь измениться? Федь… тебе ж не сто лет, что жизнь уже прожита.
— Всё равно поздняк, Ник. Поздно! Из зоны выпустили. И куда я? Кем? Никуда. Тут нас никто и никогда не примет — и последнему дебилу ясно. Пр*срал я свой билет. Пр*срал. А ты нет — ты еще едешь. Вот и езжай.
— А я не хочу… без тебя, — злобно.
— Зато я хочу, — грубо.
— Круто ты, Рож. Очень круто. Поумнел. А может, и для меня… вот так все это уже поздно, не думал? Не могу я с ними. С теми… кого ты «нормальными» называешь. Не могу. Поздно. Для меня — тоже поздно. Бесят они меня, я их не понимаю, а они — меня. Разные слишком стали. Словно с разных планет. Умная мысля… умная тебе пришла, да только поздно, Рогожин. ПОЗДНО! — горько взвизгнула я, но тут же осеклась. — Раньше надо было думать — пока я еще наивной овечкой за тобой бегала, будто хвост… и во всем тебе подражала. Пыталась быть наравне. Быть как ты. Так что НЕТ — ты мой мир. И если мужа мне — то только такого, как ты. Другого не полюблю, — отчаянно… покаянием. Всё то, что сердце чует, боится.
— А придется, — выстрелом. — И не ровняйся на меня. Я — брат. И со мной семью не заводить… я могу быть таким, как есть. Но и то — на расстоянии.
— В смысле, на расстоянии? — удивилась, отдернулась даже назад. — Ты что… опять? За старое?
— Нет, — резко, уверенно. — Но… везде есть свои риски. И в моем случае — они велики. И я не хочу тебя в них втягивать. Как и то, чтоб ты сама… во всё это лезла. Батя хоть и… но правду говорил. Возьмись за ум. Начни жить толково и по-девичьи… И не стоит идти за мной. Да, ты — Некит. Но ты — баба. Девушка. И будь ей. Но не такой, как Ритка. А с мозгами. Толково. Не будь нами — будь собой. Будь той, которую я всегда в тебе ценил и любил. Будь Вероникой Бирюковой, а не… Рогожиной.