Светоч русской земли
Шрифт:
Мстительное чувство как поднялось, так и угасло. Осталось одно: не мешать! "Не надобен. А ненадобен тем, кои не приемлют мя!" - прошептал Киприан, закрывая глаза, и узрел ледоход на великой русской реке: серо-синий лёд, с шорохом и гулом ныряющий в синих волнах, рубленые городни с кострами бревенчатых башен над рекой и издали видный над синей водой на зелёном берегу алый сарафан горожанки, что с полными вёдрами на коромысле поднимается в гору от воды... И колокольный звон, плывущий над водой...
Недавно, глянув в зеркало, Киприан увидел, что уже весь поседел. Посеклись волосы, начала обнажаться макушка головы, каштановая некогда борода стала серой...
Киприан встал. Взял посох. Надо было снова идти к главному нотарию, потом в секрет хартофилакта, уговаривать синклитиков, льстить патриарху, единовременно угрожая отпадением Литвы в латинство... Выходя со двора, он уже оправился, твёрдо пристукивал посохом, распрямились плечи, и это был хоть и поседелый, но тот, прежний, деятельный и властный митрополит русской части Литвы Киприан, которого привыкли видеть и которого, в свою пору, слушались и уважали князья. Поднимаясь в гору, он опять узрел башню Христа на той стороне Золотого Рога, в Галате. Подумалось: стали бы русичи терпеть такое поношение под Москвой? Ой, ли! Давно бы уже и взяли Галату приступом и разметали их твердыни... А греки терпят!
И что, считай, вся торговля перешла в Галату, тоже терпят. "Умирающему нельзя помочь!" - заключил он про себя, ударяя посохом по плитам улицы и осеняя крестным знамением кланяющихся ему горожан. Нет, не будет он ждать, когда его поведут на заклание! И он ещё станет митрополитом всея Руси!
В секретах патриархии Киприан узнал о приезде из Москвы игумена Фёдора Симоновского и обрадовался, хотя этот приезд и осложнял многое, начиная от задуманного бегства в Литву. С Фёдором следовало встретиться, чтобы выяснить нынешние намерения великого князя Дмитрия.
***
Вечером они сидели в Киприановой келье Студитского монастыря. Фёдор ел, а Киприан, лишь отламывая время от времени кусочки от пшеничной лепёшки, рассказывал константинопольские новости.
– Недавно даже наш келарь обмолвился, - сказал Киприан, - что Бог– един и напрасно-де наши иерархи воюют с католиками! Надо признать унию, как сделал император, и тогда-де фряги помогут грекам против турок.
– Не помогут!
– сказал Фёдор, прожёвывая хлеб с тушёной капустой и отряхивая крошки с бороды.
– Да, не помогут!
– сказал Киприан.
– Но, поди, объясни это людям, которые стали считать, что всё - в руке Господа и что жизнь идёт по заранее начертанной стезе, ведомой Всевышнему, и потому, мол, не надо даже прилагать усилий к одолению на враги. Произойдёт лишь то, что предуказано Свыше.
– Похоже, нынешние греки, стойно латинам, приняли Ветхий Завет вместо Христова учения, как и многие еретицы в землях католических!
– сказал Фёдор, отодвигая от себя опустошённое блюдо.
– Из кого будет состоять синклит?
– спросил он. Киприан понял,
– Дакиан вельми стар, - сказал он.
– Будут епископы и митрополиты из Гераклеи, Мистры, Салоник, будет и Никейский митрополит. Его мерность хочет создать вид, что решение синклита свободно от чьих-то влияний... Слава Господу, меня, кажется, отпускают в Литву - укреплять православных в днешнем обстоянии... Пимена могут поддержать многие, в том случае, конечно, если...
Фёдор кивнул головой. Вслух говорить о подкупах и взятках в секретах патриархии, как и о недостойном поведении василевса, не стоило. Пимен, разумеется, приедет со средствами! "Вот куда, а не на восстановление храмов и иконное художество пойдёт русское серебро!
– подумал Фёдор.
– И эти пакости Пимена - симония и подкупы - также, скажут, предначертаны Господом". Гнев подвигнул его задать тот вопрос, которого он прежде не мыслил касаться или намеревался скользом задеть в конце беседы:
– Как умер Дионисий?
Наступило молчание. Дневной жар, раскаливший камни двора, теперь, к вечеру, отдававшие своё тепло, начал наполнять келью духотой. Лоб Киприана блестел, покрываясь потом.
– Я ничего не смог поделать...
– сказал Киприан. Опять наступило молчание. Фёдор ждал.
– Я знаю, что виноват!
– сказал Киприан, поднимая голову. Фёдор смотрел на него и думал.
– Суздальский архиескоп был вельми стар!
– добавил Киприан. Фёдор глянул ещё угрюмее. Помолчал и высказался:
– Так или иначе, остаёшься ты!
Это был и приговор и прощение. Киприан промолчал.
– Как Сергий?
– спросил Киприан, переводя беседу в более безопасное для себя русло.
– Ветшает плотью, но Духом– твёрд. Давеча заключил вечный мир с Олегом Рязанским!
Последнее Фёдор произнёс с гордостью, и уязвлённый Киприан подумал о том, что он ведь тоже помогал Дмитрию заключать очередной мир с Олегом, кончившийся, однако, очередной войной. Не уже ли Сергий добился большего? Однако напоминать о своих прежних заслугах Киприан не стал. Понял - не стоит. Вместо того начал рассказывать, как они с Сергием бежали от Тохтамышевых татар, как скрылись в лесах, шли болотами, как Сергий у походного костра вёл богословские беседы. Фёдор слушал, не прерывая. Дядя никогда не рассказывал о том времени, и многое ему было внове. Слушал, думая о том, что Киприан всё-таки добился своего и сейчас, снимая сан с Пимена, потребуется утвердить на митрополичьем престоле этого иерарха, и как посмотрит ещё великий князь, так и не сказавший своего слова о наследнике власти Пимена, тем более что, начиная это дело, все они думали обрести Дионисия на престоле верховного главы Русской церкви... И всё-таки Пимена требовалось снять! И уговорить великого князя на приезд Киприана?
Киприан теперь расспрашивал о том, что творится на Москве, о Маковецкой обители, об Иване Петровском, о стригольниках. Фёдор отвечал, думая о своём.
– Скоро ли окончится разделение русской митрополии?
– спросил он.
– Константинопольская патриархия до сих пор была против особой митрополии для Литвы! Или что-то переменилось нынче?
Это был трудный вопрос. Да, патриарх Нил и синклит по-прежнему считают, что митрополия должна быть единой, но...
– Фряги?!
– спросил Фёдор.
– Ведь на крещении Литвы дело не остановит, учнут перекрещивать православную Русь!