Светочи Свободы
Шрифт:
– Чем больше я слушаю Махараджа, тем лучше понимаю, что пытается мне сказать Бхагаван.
Я чувствовал, что это было правдой и на теоретическом, и на практическом уровне. Его разъяснения расширяли и углубляли мое интеллектуальное понимание учения Бхагавана, а его присутствие вызывало переживания проблесков истины, на которую это учение указывало.
Здесь я должен упомянуть о визите Ганешана. В. Ганешан приходится внучатым племянником Рамане Махарши, и в 1970-х гг. он де-факто был управляющим Раманашрама. В настоящее время обязанности управляющего исполняет его старший брат Сундарам. Впервые Ганешан пришел к Махараджу в конце 1970-х гг. Как только он вошел, Махарадж встал и начал собирать диванные подушки. На образовавшуюся груду подушек он усадил Ганешана. Затем, к огромному изумлению присутствующих, Махарадж освободил пространство на полу и выполнил перед Ганешаном полное простирание.
Поднявшись, он сказал ему:
– У меня никогда не
Гарриет: Много раз я читала о том, что Рамана Махарши предпочитал передавать учение в тишине. Я бы никогда не смогла сказать того же о Махарадже. Случалось ли людям когда-нибудь сидеть с ним в тишине?
Дэвид: На протяжении тех лет, когда я к нему приходил, была возможность медитировать в его комнате рано утром. Я не помню, как долго можно было это делать, но думаю, что часа полтора. Махарадж находился в комнате, занимаясь своими обычными утренними делами. Он мог возиться где-то рядом, выполняя разную работу, а мог появиться лишь в повязанном вокруг бедер полотенце, если он собирался принять ванну; иногда он просто сидел и читал газету. У меня никогда не было ощущения, что он старается прикладывать сознательные усилия, чтобы учить в тишине, как это делал Рамана Махарши, просто глядя на людей и передавая особую форму милости. Однако он определенно видел состояние умов сидевших в его комнате посетителей и нередко выражал свое недовольство ими.
– Я знаю, кто здесь медитирует, а кто нет, – объявил он внезапно одним утром, – и мне известно, кто на самом деле устанавливает связь со своим бытием. В данный момент этим занят только один человек. Остальные из вас лишь попусту тратят время.
После этого он продолжил заниматься своими делами.
То, что многие люди приходили туда не ради медитации, было правдой. Они просто видели в этом возможность находиться рядом с ним в его доме. Они могли сидеть со скрещенными ногами в его комнате, но вместо медитации большую часть времени они подглядывали за тем, чем он занимался.
Однажды он устал от такого шпионажа и взорвался:
– Люди, зачем вы загромождаете собой мой пол? Вы не медитируете, вы просто загораживаете дорогу! Если вам нужно пойти посидеть где-нибудь, то пойдите посидите час в туалете! По крайней мере, там вы будете заняты чем-то полезным.
Гарриет: А что можно сказать о том времени, когда он проводил беседы? В это время он когда-нибудь сидел в тишине?
Дэвид: В течение дня к нему можно было обращаться с вопросами во время двух сессий: первая проводилась поздним утром, а вторая – вечером. Переводчики присутствовали на обеих сессиях. Во время этих сессий он побуждал людей высказываться, или, по крайней мере, так было, когда я только начал к нему приходить. Позднее он использовал эти сессии для длинных бесед о природе сознания. Он никогда не сидел молча, если у посетителей не находилось, что сказать. Он активно подталкивал их к задаванию вопросов, но если с ним никто не заговаривал, начинал говорить сам.
Мне лишь однажды выпала возможность посидеть с ним в полной тишине. Это произошло в начале влажных летних муссонов. Когда в Бомбее начинается период муссонов, что обычно бывает в конце первой недели июня, идут очень сильные дожди, которые приводят город к полной остановке. Ливневые стоки, как правило, забиваются, и где-то один день люди ходят по колено в воде. И не только в воде. Канализационные сети переполняются, и животные, живущие в них, тонут. Тому, кто отваживается довериться веслам, приходится пробираться через сточные воды, раскисший мусор и трупы всех недавно утонувших животных. Общественный транспорт останавливается, поскольку во многих местах уровень воды слишком высок, чтобы там можно было проехать.
В один из таких дней мы побрели по воде к Махараджу. Нас было двое, и мы остановились в дешевых номерах, которые находились на расстоянии около 200 ярдов от его дома, так что идти было не слишком далеко. Мы смыли с себя грязь, воспользовавшись краном на первом этаже, и поднялись наверх в комнату Махараджа. Увидев нас, он очень удивился. Думаю, он полагал, что наводнение воспрепятствует приходу посетителей. На маратхи он сказал нам, что в этот день сессии проводиться не будут, поскольку некому будет переводить. Я решил, что он хочет, чтобы мы ушли, но мы оба притворились, будто не понимаем, что он пытается нам сказать. После еще одной или двух безуспешных попыток заставить нас уйти он сдался и сел в углу комнаты с газетой в руках, при этом держа ее так, что она заслоняла его лицо, в результате чего мы даже не могли его видеть. Но меня это не тревожило. Я был счастлив одним только тем, что мог находиться с ним в одной комнате. Я более часа просидел с ним
После часа с лишним, проведенного таким образом, он поднялся и выгнал нас. Я выполнил перед ним простирание и ушел. Позднее я задавался вопросом, почему он не сидел в тишине чаще, учитывая ясность того факта, что, пребывая в безмолвии, он излучал очень мощную успокаивающую энергию. Рамана Махарши говорил, что речь нарушает течение тонкой энергии, которую он излучал. Мне всегда было любопытно, происходило ли то же с Махараджем.
Гарриет: И к какому же выводу вы пришли?
Дэвид: Я понял, что безмолвие просто не было свойством его природы. Его метод передачи учения предполагал наличие споров и разговоров. Лишь в такой обстановке он чувствовал себя наиболее комфортно.
Гарриет: Не могли бы вы немного подробнее остановиться на этом?
Дэвид: Здесь я должен оговориться, что то, о чем я буду рассказывать дальше, в основном отражает только мою точку зрения, основанную на наблюдениях за общением Махараджа с приходившими к нему людьми. Это не является тем, что я слышал от него самого.
Когда люди приходили к нему впервые, он просил их рассказать о себе. Он пытался выяснить, какой вид духовного пути они избрали и что их привело к нему. Проходя через зондирующие вопросы Махараджа, посетители в итоге были вынуждены обосновывать свое мировоззрение и свои духовные практики. Это был один уровень взаимодействия. На более глубоком и более тонком уровне Махарадж излучал энергию, шакти, которая успокаивала ваш ум и заставляла вас сознавать то, что находится под поверхностью ума, всех его идей и концепций. А теперь представьте оба эти процесса происходящими одновременно. С помощью ума посетитель лишь конструировал и проговаривал версию своего мировоззрения. В глубине же себя он чувствовал притяжение своей собственной бытийности, знания того, что на самом деле является реальным, отличного от идей, которые он только принимал за реальные. При этом энергия Махараджа постоянно усиливала осознавание этой основы. В какой-то момент посетитель начинал остро сознавать то, что казалось ему двумя соперничающими друг с другом реальностями: концептуальную структуру, которую он только что обрисовал, и реальное переживание, лежащее под ней. Когда такое случалось, на лицах некоторых людей возникало специфическое выражение нерешительности, которое как бы отражало вопрос: «По какому же пути мне идти?» Иногда такой посетитель моментально осознавал, что все его представления и идеи – просто концепции. Тогда он их отбрасывал и погружался в свое собственное бытие. На мой взгляд, это было сутью учительской техники Махараджа. Он не старался убедить вас доводами. Вместо этого он заставлял вас самих исследовать те ваши убеждения, которые вы считали правильными, а затем сметал их, давая вам почувствовать вкус основы, лежащей под всеми вашими концепциями. Если вы были к этому готовы, вы оставляли привязанности к вашим концепциям и пребывали в том, что лежало под ними. Если нет, вы продолжали делать большую ошибку, углубляясь все больше и больше в полное опасностей поле ума. Некоторые люди быстро ухватывали суть. Другие же, те, кто отчаянно цеплялся за структуру своего ума, возвращались снова и снова с вопросами, имевшими целью всего лишь усовершенствование интеллектуального понимания учения Махараджа.
Диалоги с посетителями и споры с ними были неотъемлемой частью его методики. Для того чтобы она работала эффективно, Махарадж требовал от посетителей рассказов о себе и своих мировоззрениях, поскольку ему нужно было, чтобы они увидели, что все их идеи – лишь совершенно нереальные умопредставления. Ему нужно было, чтобы люди посмотрели на свои концепции, поняли их бесполезность и отвергли их ради получения непосредственного опыта.
Следует также отметить, что он ограничивал типы вопросов, на которые у него было желание отвечать. Иногда он говорил новым людям: