Светские преступления
Шрифт:
— Великолепно, великолепно! — повторяла она сияя. — Подлинно королевское украшение!
Надо признаться, и я восхищалась — если не самой Моникой, то ожерельем у нее на груди. Снимая его, я постаралась растянуть этот процесс подольше.
— Что ты копаешься! — нервничала она. — Мне давно пора бежать!
Наконец ожерелье перекочевало в футляр, а футляр — в сумочку. Моника при этом морщилась (очевидно, ранка еще болела).
— Возьмешь такси? — полюбопытствовала я как бы между прочим.
—
— На твоем месте я дошла бы до Лексингтон-авеню.
Я сказала это с дальним прицелом — чтобы никакой таксист не мог потом утверждать, что Моника села к нему машину у моего дома. Проводив ее, я выждала пару минут, потом выглянула снова. Ни одного желтого пятна в потоке машин. Судьба по-прежнему была на моей стороне. Я видела, как Моника идет к перекрестку. Постояв там, она продолжила путь, видимо, решив пешком добраться до «Пирса», который был всего в паре кварталов.
Провожая ее взглядом, я размышляла над тем, насколько удачно прошла другая, параллельная часть плана.
Глава 33
По дороге на работу, желая создать себе алиби, я заглянула в «Блуминдейл», а затем в банк, где положила деньги на свой счет. У меня не было и тени сомнения, что первым делом Моника расскажет Нейту, что произошло в этот день между ней и мной. Я собиралась упорно отрицать все, что касалось ее визита ко мне домой. Официальная версия была такова: «Моника принесла чек, а я — ожерелье. Мы обменялись, потом немного поговорили. Она сказала, что хочет кое-кого повидать, и позвонила Нейту предупредить, что задержится. Сразу после этого мы распрощались, и я отправилась за покупками».
Если надо, я готова была поклясться на Библии, что понятия не имею ни о какой травме. «За ленчем ее рука была в полном порядке!»
В тот день я задержалась на работе допоздна, с одной стороны, чтобы задобрить начальника, с другой — из страха остаться наедине с собой. Я все еще не могла поверить в то, что совершила. Хотя эта маленькая жестокость была существенной деталью плана, я не хотела вспоминать, как поранила Монику. И вот как раз это меня беспокоило. Если даже такая малость лежит на совести тяжким грузом, как я намерена совершить убийство? Слава Богу, существует ротинал! Он сделает это за меня.
А пока был самый подходящий момент заронить зерно новой сплетни — пусть длинные языки высшего общества для разнообразия поработают на меня. Я позвонила Джун, этой патологической болтушке. Холодок в ее тоне растаял сразу, как только я намекнула на сочный кусочек информации, которым собираюсь с ней поделиться. Разумеется, для начала я взяла с Джун слово держать все в строжайшем секрете (примерно то же самое, что взять с воробья слово не чирикать).
—
— Могила, могила! — выдохнула она, изнемогая от любопытства.
— Так слушай! — Я понизила голос. — Когда мы с Моникой сегодня были «У мопса», она призналась, что…
— Беременна?! — ахнула Джун.
— Да нет! Неизлечимо больна.
— Что?! — Несколько мгновений длилось потрясенное молчание. — Шутишь! А что у нее?
— Она еще не знает, но подозревает, что это…
— Рак! — крикнула Джун. — Что же еще? Сейчас это сплошь и рядом. Просто эпидемия какая-то! Она, конечно, уже была у врача?
— Вот именно, что не была. Она до смерти боится, что ее страхи подтвердятся.
— Скажи, пусть немедленно обратится к хорошему врачу! Чем раньше ей поставят диагноз, тем больше надежды. Помнишь мой шрам? — Джун имела в виду шрам на груди, где ей вырезали опухоль в начальной стадии. — Надо бы Монике записаться в мой кружок «Пережившие рак». Мы поможем ей справиться с болезнью.
— Я уже посоветовала ей одного хорошего доктора, но не уверена, что она пойдет.
— Ничего удивительного! Она же француженка, а французские врачи — настоящие коновалы. Когда мы с Чарли отдыхали в Провансе, они чуть не отправили его на тот свет: прописали от фарингита ингалятор на кортизоновой основе. С него беднягу Чарли раздуло, как — баллон! — Джун помолчала, пораженная неожиданной мыслью. — Знаешь, а странно, что из всех своих знакомых Моника сказала это именно тебе… Мы с Бетти до сих пор не можем опомниться от того, что видели вас вдвоем. Ты же знаешь Бетти! Она сказала: «Гитлер и Черчилль за круглым столом!»
— Если честно, мне кажется, что Монику мучает совесть. Ты не представляешь, как ласково она держалась со мной за ленчем. Совершенно как в прежние времена! Несколько раз повторила, что как-нибудь воздаст мне за все пережитое. Уж не знаю, что имелось в виду, но эта неожиданная перемена как-то… как-то тронула меня. Жаль Монику.
— Джо, ты само великодушие!
— Что ты! Просто когда она сказала, что неизлечимо больна и что это, быть может, расплата свыше…
— Она так и сказала?!
— Слово в слово.
— Кто знает, — вздохнула Джун. — Может, и расплата.
Закончив разговор, я знала, что в самом скором времени слухи о неизлечимой болезни графини де Пасси и о том, что мы с ней снова на дружеской ноге, обойдут весь наш круг.
Олива появилась у меня около восьми вечера. Она выглядела совершенно неузнаваемой в короткой юбке-стрейч, облегающем свитере и белокуром парике. Я сочла за лучшее не задавать лишних вопросов и просто принесла ей мартини, который держала наготове в холодильнике. В обмен она протянула мне бумажный пакет с костюмом и шляпкой.