Свежий ветер
Шрифт:
– Это нечестно, - сказала я неожиданно вслух; в этом месте, где тишину нарушал только писк аппаратов, мой хрипловатый голос прозвучал невероятно громко. – У тебя было два года форы, чтобы пережить мою потерю. И ты справился: то, что между нами произошло – всего лишь история для тебя. Ты можешь смотреть на меня и видеть только коммандера Шепард, как тебе и полагается, но… но я еще не сумела забыть. Для меня все это еще свежо, и я до сих пор… Я до сих пор забочусь о тебе гораздо сильнее, чем должна, даже несмотря на то, что ты ведешь себя, как последний кретин.
Кайден ничего
– Я не знаю, как мне справиться с этим, - продолжила я, понятия не имея, как остановиться. – Со мной такого никогда прежде не случалось, я никогда… не чувствовала ни к кому того, что все еще чувствую к тебе.
Критически оглядев свою работу и убедившись, что его лицо теперь «украшают» только множественные синяки и ссадины, я отложила салфетку. Теперь Кайден действительно выглядел так, словно его избили, а не как без пяти минут покойник.
Протянув руку, я остановилась в каком-то сантиметре от его кожи, а затем, сказав себе, что нас никто не видит, коснулась его, осторожно провела кончиками пальцев по его шрамам: старым и новым, незнакомым мне. Один из них пересекал левую сторону его рта – крошечный, едва заметный, но я прекрасно его помнила, потому что однажды утром, целую вечность тому назад, проснулась, пока Кайден еще спал, в его объятиях. Я склонилась, чтобы поцеловать его и вдруг поняла, что нож батарианского пирата оставил на моем лице шрам, идеально совпадавший с его, когда наши губы оказывались прижатыми друг к другу. В те дни я неустанно поражалась, как мы можем быть столь разными и столь похожими одновременно. Каким образом такой человек, как Кайден – простой и надежный – смог проникнуть мне в душу и завладеть моим сердцем.
Тогда мне было все равно, я лишь хотела, чтобы он никогда не уходил, чтобы я никогда не утратила это чувство, поднимавшееся во мне всякий раз, когда он находился рядом. Сейчас же я сожалела, что повстречала его. Если бы наши дороги не пересеклись, мне бы не пришлось прикладывать столько усилий, чтобы вытеснить его из своего сердца.
– Это все твоя вина, - грустно улыбаясь, произнесла я. – Мне не удается просто отмахнуться от всего этого, как раньше, и я не знаю, почему. Полагаю, ты сломал меня.
Проведя пальцами по его лбу, я откинула прядь темных волос с лица, впервые заметив серебро седины на его висках. Вокруг его глаз появились новые линии – почти невидимые и неглубокие, но раньше их не было.
Только в этот момент я окончательно осознала, что на протяжении тех двух лет, что я проспала, пока меня омолаживали и улучшали, Кайден работал, жил и сражался. Без «Нормандии» и без меня.
Глаза защипало, и я тихо-тихо прошептала:
– Тебе не удалось остаться невредимым, да?
Придвинув кресло еще ближе – слишком близко – я положила голову на подушку рядом с ним, до сих пор перебирая его волосы.
– Я знаю… Я знаю, это было тяжело. Моя смерть. И мне хотелось бы, чтобы этого никогда не происходило. Я никому не могу этого рассказать, но я потеряла не только время – я потеряла и тебя тоже. Потеряла что-то, что никогда
– Я потеряла тебя, - добавила я. – И даже не знаю, хочу ли тебя вернуть, потому что в этом случае мне придется признать, что ты был моим, а поскольку это первый раз, когда я позволила себе даже подумать об этом, не говоря уже о том, чтобы произнести вслух, сомневаюсь, что подобное случится в обозримом будущем.
Заключив покрытую синяками ладонь Кайдена в свою, я мечтала избавить его от этих страшных меток и исцелить.
– Я не знаю, какого черта мне нужно от тебя, Кайден. Я хочу перестать чувствовать то, что чувствую каждый раз, глядя на тебя. Я хочу, чтобы ты был счастлив и находился в безопасности, но сомневаюсь, что это возможно рядом со мной. В моем окружении люди… страдают.
Поднеся его вялую ладонь к лицу, я прижала ее к своей щеке; и пусть его пальцы были сухими и горячими, но ощущение его кожи, прижатой к моей, казалось таким родным. Я закрыла глаза и позволила себе насладиться этим моментом покоя, хотя и знала, что это неправильно. Знала, что это бессмысленно, что это приведет лишь к тому, что боль усилится. Я полностью отдавала себе отчет в том, что действую, как наркоман, получающий последнюю дозу и обещающий себе завязать – бездумное потакание своим желаниям, которое только раздувает пламя.
Я коснулась губами центра его ладони, где находился еще один так хорошо знакомый мне шрам. Я целовала его кожу и отчаянно хотела иметь возможность делать то же самое, когда он очнется, просто сказать, как я испугалась, когда он упал. Но я знала, что вместо этого спрячусь от него, потому что слишком труслива, чтобы признаться в своих чувствах.
Когда он проснется, все вернется на круги своя. Он будет вежлив, добр даже, приложит все силы к тому, чтобы наладить хоть какие-то рабочие отношения, позволяющие нам хотя бы разговаривать без криков и взаимных упреков, по-прежнему сражаться бок о бок. Но он не поймет, что все это бесполезно, потому что я, черт возьми, до сих пор чувствую то же самое, что ощущала тогда, когда он покидал мою каюту тем утром прежде, чем все изменилось. Он не поймет, что я просто не могу смотреть на него и видеть лишь товарища по оружию – не сейчас, когда мир рушился вокруг нас, и мне так хотелось оказаться в его объятиях, услышать, как он скажет, что вместе мы справимся, что он поможет и все будет хорошо.
Сейчас Кайден находился прямо передо мной, но я не могла получить его, и осознание этого причиняло боль. Собравшись с силами, я положила его руку на покрывало, поднялась на ноги, глубоко вдохнула и сказала себе, что время пришло. Конец. С этой секунды я перестану мечтать о нем и отпущу его. И на этот раз окончательно.
Подняв использованную салфетку, я решительно бросила ее в раковину, затем отступила, прочистила горло и, велев себе представить, что это всего-навсего еще один солдат – очередной человек, которого я не успела спасти, твердо произнесла: