Свидание на Аламуте
Шрифт:
Капитоныч завораживал. Дамы и господа, явно оставившие часть рая в своих «роллс-ройсах» и «бентли», стадо из которых мерцало искорками автосигнализаций в некотором отдалении от сцены, ожидали чего угодно, но не такой чудесной каши из умных слов, бивших через край эмоций и явно ощущаемого торсионного вихря. И чем все это было непонятнее, тем более привлекало. Мэри и Сэм тоже ничего не поняли, но моряк крякнул и потянул из кармана фляжку.
– Говорит, задави его кнехтом, как капеллан на крейсере Ее Величества! Старина, ты хоть что-нибудь понимаешь?
– Немного.
– И то хорошо…
В этот момент темноту за камнями прорезали красные огни. Несколько машин, черных, угловатых, – два внедорожника и
Старый моряк сразу догадался об их истинной профессии.
– Смотри, Мэри! – и он фамильярно хлопнул супругу по выпуклым ягодицам, отчего та чуть не выронила бокал с мартини. – Кажется, прикатила большая шишка, вроде принца Чарльза. А как он нарядил этих сукиных детей! Там, под этими халатами, можно спрятать даже базуку…
Очевидно, собравшиеся думали так же: толпа медленно потекла к бассейну и к сцене, оживленно переговариваясь. Колокольчики в динамиках закончили свой звон, и на главной сцене началось основное представление.
Теперь на Капитоныче появились красная рубаха с разрезом до пупа и черные кожаные штаны; голова его была обмотала такой же красной банданой, отчего кто-то в толпе упоенно выкрикнул: «Wow, Russian Palatch!» [37] – и в руке у него сверкала в свете прожекторов кривая янычарская сабля. Вслед за ним появилась Жрица, закутанная с ног до головы во все черное, с какими-то сверкающими камнями – наверняка неподдельными – на лбу. Было видно, как из-под балахона струятся роскошные черные волосы, и еще голые белые ступни ее виднелись из-под этого черного одеяния. Она вышла на середину «арбалета» и, присев, поставила на центр бронзовый кубок, из которого торчала палочка бенгальского огня. Неуловимое движение руками – и огонь взвился, раскидывая вокруг искры.
37
Вау, Русский Палач! (англ.).
– Мы с тобой одной крови! Мы все одной крови! – вдруг по-английски прокричал Капитоныч, завладев микрофоном.
Его алая рубаха слегка развевалась под ветерком. Капитоныч грозно взмахнул саблей.
– Четыре стороны света показывают четыре красных камня Стоунхенджа. Юг – змея, вытекающая из огненного плена; я учу вас танцевать золотую змею в расплавленном зеркале, разбивая движенья на фазы. Запад, Ричард – лев, разрывающий путы, алмазные когти растут, почувствовав запах сраженья, и скоро к нам союзники придут, отстанут все сомненья. Север – золотой пушистый туман, нежно ложащийся на плечи, прочесывая креативное пространство, ночная фея волшебных грез, искупавшись в лунном свете, учить любви приходит нас в духовно-творческом рассвете. Восток – упругость, пульсирующая в радужных крыльях орла, летящего навстречу восходящему солнцу; орел полетит от нас к рассвету, и, когда он принесет его на своих крыльях, вы будете счастливы!
– Мистерия, – прошептал Майбах на ухо Мэри. – Видите, как он всех завел? Без наркотиков… Некоторые даже пляшут, смотрите!
Действительно, несколько человек уже кружились в небольшом хороводе, смеясь. А на сцене вокруг Палача проходила на носочках, на кончиках длинных, напряженных пальцев, Жрица. Люди в балахонах стояли вокруг
Однако Палачу, наверно, все это стало надоедать. Издав рык русского медведя, он поймал танцевавшую Жертву за балахон, схватил ее яростно за волосы и бросил на колени к своим ногам. Белые ступни контрастно отпечатались на фоне черноты. Жрица молила о пощаде, прильнув к бедру Палача, но он уже занес свою сверкающую саблю…
– Я же говорила тебе, Сэмми, тут сейчас будут кого-то казнить! – радостно сказала женщина и сжала небольшие, но крепкие, напоминавшие крупные яблоки, кулачки.
Моряк-баронет только крякнул и почесал голову под шляпой.
Палач отбросил женщину – она свернулась калачиком у его ног, показывая испачканные подошвы ног публике. Он опустил меч, и тот коснулся ее капюшона, из-под которого был виден только неясный овал лица. Вдруг Жертва прижалась щекой к лезвию меча и начала его ласкать тонкими длинными руками, волнами забирая у Палача силу – совсем как цитировал сценарий полковник Заратустров. В толпе восхищенно зааплодировали. Палач пошатнулся… выронил меч и красной кучей свалился рядом. На сцене снова выросла черная фигура Жрицы. Вот меч в ее руках, широкие рукава закрывают кисти, а босая ступня стала на грудь лежащего Капитоныча, игриво раздернула рубаху на его блестящей от пота груди и, наконец, властно приподняла пальцами подбородок. Когда же тот схватил эту прелестную ножку, прижал к губам и начал целовать, собравшиеся восхищенно захлопали. Эта мизансцена длилась с десяток секунд и закончилась тем, что женщина в черном, держа оголенный меч левой рукой, сбросила с себя капюшон, а потом, рассмеявшись знакомым Майбаху гортанным смехом, сорвала с головы черный парик, обнажив… медно-рыжие волосы.
Толпа ахнула. Ахнул и Сэмми-баронет, застывший с недопитой унцией виски в руках.
– Господи Иисусе! Это же Сара Фергюссон! Герцогиня!
– Где?!
– Да вон… Говорят, она недавно снималась голой для какого-то благотворительного каталога, – проворчал моряк, заканчивая начатое. – Но я так скажу, старина: этому парню, которого она хорошенько истоптала, здорово повезло! Сто тысяч идиотов каждый день целуют ей руки, и только одному выпал шанс поцеловать ее ноги!
Майбах улыбнулся.
Тем временем Палач отошел вглубь, потерялся. Из динамиков над Стоунхенджем вольготно покатилась мелодия его флейты. А Сара Фергюссон, играя довольной улыбкой на лице, отбросила меч – звякнув, он улетел в темноту – и шагнула со сцены прямо в воду бассейна. Раздался плеск воды под ее ногами, но она не погрузилась в глубину – нет, она пошла по воде. И на мгновение, когда герцогиня делала первые шаги, свет на сцене и прожектора погасли, погасла и подсветка бассейна, но тут же синеватым вспыхнула дорожка, по которой она шла. Этот свет бежал перед идущей женщиной, и вот его блики выскочили на круглую площадку в самом конце бассейна. Только что она была пустой, блестя свежеструганными досками, но вот два стюарда, наряженные не в балахоны, а, как и большинство публики, в смокинги с бабочками, торжественно втащили на край бассейна какой-то мешок. Им положили небольшой мостик. И вот из мешка на площадку посыпалось что-то блестящее и хрустящее.
– О, Боже! Это стекла, Сэмми! – воскликнула Мэри.
Моряк прищурился.
– Да уж, пяткам этой особы не поздоровится, – заметил Хаксли. – Но интересно, что бы она сказала, если бы оказалась матросом на палубе крейсера «Уинстон» во время нашей стоянки у берегов Аргентины… Тогда-то палуба раскалилась, как…
А из динамиков лился мелодичный голосок Мими:
– …танец Торсионного Вихря дал ей силы. Она преодолеет страх. Она ступит на острые осколки и там, на них, будет танцевать танец Любви!