Свидание на троих
Шрифт:
Среди парней с Бромного завода и впрямь стоял незнакомый молодой мужчина. Ему наперебой что-то рассказывали, а он внимательно слушал, глядя говорящему в глаза, иногда улыбался и изредка отвечал. Роста чуть выше среднего, стройный, скорее даже сухощавый. Белоснежная отутюженная рубашка с расстегнутым воротом и короткими рукавами, открывающими красивые сильные руки. Сдержанные жесты, строгая поза и такой же строгий профиль с прямым тонким носом. Цвета выгоревшей соломы волосы, аккуратно подстриженные и зачесанные по моде назад. Бледная кожа, как и у всех блондинов, еще совсем не тронута южным загаром.
– Ой, какой представительный! – выдохнула Галка, а Любка, убитая наповал этими очками, разочарованно отвернулась.
Тем временем, отыгравший положенные для первой части вечера польки и вальсы, баянист унес стул в темные недра эстрады-ракушки, убрал инструмент в футляр и поставил на него, как на стол, помятый заслуженный термос. Отвинтил крышку, нацедил в нее из термоса плодово-ягодного. Сел, вытянул затекшие ноги, и, потягивая прохладное винцо, наслаждался заслуженным отдыхом, наблюдая за веселящейся молодежью.
Ему на смену принесли радиолу и стопку грампластинок. Электрик поколдовал над проводами и на танцплощадке воцарился рок-н-рол: «Буги-Вуги» сменялись чарльстоном, затем шейком, биг-битом и еще чем-то незнакомо-иностранным. Но чаще всего, под одобрительный свист танцующих, ставили твист. Казалось, его можно было танцевать бесконечно, самозабвенно «давя окурки» сначала одной, потом другой, и наконец – обеими ногами сразу.
Любку закрутил вихрь музыки и наслаждения от движения. Танцевала она хорошо и явно была в ударе. Усталости не чувствовала и хотела танцевать еще и еще, как вдруг совершенно некстати поставили медленный танец. Раздосадованная девушка своенравно притопнула каблучком и направилась к скамейке, как вдруг кто-то коснулся ее руки:
– Милая девушка, позвольте пригласить Вас на танец?
Любка обернулась. Перед ней, почтительно склонив голову, стоял тот самый очкарик в белой рубашке.
Она уж было открыла рот, чтобы съехидничать и отказать, но кавалер вдруг решился и посмотрел ей прямо в глаза. И взгляд этот был… Такой прямой, такой бесхитростный… И улыбка в глазах – лучиками.
… После медленного танца объявили перерыв, и доставленную в родную компанию Любку затормошили со всех сторон:
– Ну, как он?..
– Везучая, самый первый танец – и твой!
– Как зовут хоть его, сказал?
– Геннадием зовут!
– А что он тебе говорил?
– И правда, о чем говорили-то?
– Да ни о чем не говорили! Танцевали, и все! – отмахивалась Люба. Не признаваться же, в самом деле, что он назвал ее какой-то Смиральдой, а она не поняла, хорошо это или плохо. Вроде, название как-то не очень, но, с другой стороны, вроде говорил не обидно…
После перерыва еще несколько раз ставили медленные мелодии, и каждый раз Геннадий приглашал только Любу. Правда, пару раз она выбирала не его, а Жору, и тогда он просто
А потом… Потом как-то так получилось, что с танцплощадки вышли все гурьбой, шли по ночному городу и смеялись, и никто не вспоминал уже, кто из какой компании. По очереди расходились по домам и по общежитиям, и в конце концов, как специально, из всей компании остались только Люба с Геннадием. С Любкой-то понятно, она жила в частном секторе, снимая у хозяйки крохотную комнатку. Общежитие же Бромного завода осталось совсем в другой стороне.
– Любушка, а давайте мы с Вами как-нибудь вечером встретимся, после работы? Может, в кино попадем, а нет – так просто погуляем. Вы мне хоть город покажете, я же тут почти ничего не знаю!
Любка переминалась с ноги на ногу, ковыряла носком туфли пыль на тропинке, и в конце концов решилась:
– Ну ладно. Так и быть. В среду я в первую смену, так что вечером свободна.
– Отлично! И у меня как раз в среду утренняя смена по графику! Во сколько за Вами зайти?
– В четыре… А лучше в пять. Ну все, мне пора!
– после короткого раздумья ответила Любка и юркнула в калитку. – До свидания! – спохватившись, крикнула она уже из-за забора и исчезла в темноте двора.
– До свидания… До… свидания… - с расстановкой повторил Гена, чуть помедлил и пошел прочь, в том направлении, где, по его мнению, находилось общежитие.
– Иди, иди! Как раз к утру дойдешь! – хихикала тихонько Любка, подсматривая из-за куста, как мечтательно считая звёзды, кавалер все дальше уходит в противоположную от общежития сторону.
– Люб, Люба! – Галкин голос с трудом пробился сквозь воспоминания, возвращая девушку из вчерашних событий в реальность. – Сворачивайся давай, домой пора!
Любка посмотрела на часы и ахнула: конец смены, а она и не заметила! Напарница снисходительно похлопала ее по плечу и съехидничала:
– Что, об очкарике своем мечтаешь? Говорила – «не надо мне таких красавцев!», а сама вона как, и глянуть в сторону ему не дала! Зря я и платье шила, и ноги Нинкиными туфлями натерла!
– Ой, да больно он мне нужен! Сам прицепился – не отклеился, забирай, мне не жалко!
Любка аж покраснела от негодования, быстро расписалась в сменном журнале и пулей вылетела из цеха.
Придя домой, она обнаружила у себя нежданных гостей. Из деревни приехали двоюродные сестра Катя с братом Вовкой, и у Любки мгновенно вылетели из головы все сегодняшние проблемы. Пока разобрали нехитрые гостинцы и приготовили ужин, пока рассказали друг другу и обсудили все новости, пока, наконец, не угомонился переполненный впечатлениями маленький Вовка, думать о кавалерах было некогда.