Свидание с развратным фавном
Шрифт:
Дав наставления, Серафима поторопилась в комнату.
Гости уже собирались ехать на кладбище.
– Сима, а ты тоже едешь? – вдруг обратилась к ней Вера. – Я вот думаю… Кто ж здесь останется?
Получалось и вовсе непродуманно. Серафиме нужно присмотреться ко всем гостям, а ее на кладбище не берут… Она хотела было выразить несогласие, но Вера бурно напирала:
– Ну, Сима, чего ты сквасилась? Говорю же – неудобно квартиру одну оставлять. Здесь, конечно же, воровать нечего, но вдруг какой гость припозднится, а ему и дверь открыть некому… Да, в общем-то,
Вера поволокла Кукуеву к плите. Там, в недрах старенькой «Лысьвы», томились многочисленные куски курятины.
– Вот, видала? Разве ж ее оставишь? А тебе чего делать – только блюди. Ну, выручи, мне никак нельзя не ехать. А уж я приеду, тебе все расскажу…
– Да не могу я, у меня там человек… Близкий друг Анатолия…
– А друг пускай едет! – позволила Вера. – Его никто не обидит!
Серафима порыскала глазами в поисках свободной кандидатуры на роль смотрителя курицы, но все гости уже вышли.
– Ну все, я побежала, – крикнула Вера, натягивая на ходу толстую куртку.
– Вера, стой! – ухватила ее за подол Серафима. – Ты сейчас, как выйдешь из подъезда, на лавочке венок увидишь, а под ним мужчина – скромненький такой. Ты присматривай за ним, а?
Вера почесала за ухом.
– Честно тебе скажу… мы же на кладбище едем, а среди покойников мужчин выглядывать…
– Нет, ну Шишов-то не совсем покойник, чего ты!
– Я в смысле, что среди могил… Да и место… Не для свиданий, говорю, местечко. Ну да ладно, не потеряется твой венок.
Вера выскользнула за дверь, и Сима осталась одна в чужой квартире.
– Могли бы и еще кого-нибудь оставить, – проворчала Серафима себе под нос и тут же сообразила, что вообще обстоятельства складываются вовсе и не плохо.
Она еще раз заглянула в духовку, пожелала бледным куриным окорочкам легкого жару и отправилась в комнату. Если разобраться, так это был подарок судьбы – когда еще выпадет возможность обыскать… нет-нет-нет, не обыскать, а осмотреть квартиру потерпевшего! А ведь может случиться, что именно в каком-нибудь тайном уголке…
Думы Серафимы вспугнул грохот в прихожей. Раздались возбужденные голоса, звучное сопение, чьи-то причитания, и в гостиную втащили полуживую Алису Гавриловну. Вдову несли двое мужчин, а возле них назойливой мухой крутилась худенькая женщина, которая пыталась заткнуть несчастной Алисе Гавриловне нос окровавленным платком.
– Господи! А кто ее так? – прижала руки к губам Серафима.
– Никто, – ответила назойливая женщина. – Ей плохо стало, кровища из носа пошла. Куда ж ее на кладбище! Мужчины, положите вдову на диван, а сами идите, автобус сейчас уже отойдет. Алиса Гавриловна, голубушка, вам полегче? Вы не переживайте, я с вами останусь. Женщина, принесите нашатыря и валидола…
Серафима засуетилась, но отыскать в незнакомой квартире аптечку никак не получалось, она же еще не успела обыск произвести.
– Ну, чего вы там возитесь? – недовольно торопила женщина. – Сумочку мою подайте,
Как оказалась, настырная женщина была медсестрой, которая была призвана оберегать здоровье родственников. Теперь она крутилась возле вдовы и лихо трескала какие-то ампулы.
Серафима повертелась рядом – вдруг понадобится ее помощь, но медсестра справлялась сама, и Кукуева удалилась к курице. Беглым взором она оглядела кухню, но ничего необычного, конечно же, не обнаружила. Да и чего обнаружишь, когда из комнаты постоянно кричат, чтобы принесла воды, чаю или морса! Алиса Гавриловна, едва пришла в себя, тихо всхлипнула и обратилась к портрету мужа, который стоял на самом почетном месте:
– Толя… ты прости меня…. видишь, какая я размазня, даже навестить тебя… – и снова заплакала.
Сейчас она была некрасивой, сморщенной и очень жалкой. Вдова сидела, тихо говорила погибшему супругу какие-то ласковые слова, упрекала себя, что не уберегла его, жалела, что не она первая ушла, горевала, что теперь ей одной с сыном не справиться, и плакала, плакала…
– Вот черт, хоть бы Верка потом не проболталась, что у этого Толика, кроме жены, еще были молодая любовница и немолодая соседка… – невольно вырвалось у Серафимы.
Находиться в чужой комнате, среди посторонних людей было тягостно. Медсестра, похоже, чувствовала себя так же, поэтому без лишней надобности тыкала ватой с нашатырем в лицо вдовы, а когда та отбрыкивалась, толкала тампон к себе в нос. Время тянулось бесконечно. Курица уже давно пожарилась и даже давно покрылась твердой коркой жира, и вдова уже самостоятельно выкушала чашку чая с лимоном, а гости не возвращались.
– Странно, – ворчала Серафима, в который раз выглядывая в окно. – Что за люди! Вот водкой не пои, дай на кладбище поторчать! Здесь их полный стол ждет, вдова вон уже голодная совсем, а они…
Алиса Гавриловна беспокойно стала поглядывать на часы, медсестра уселась за стол и скромно стала воровать с тарелки колбасу, но гостей не было.
Появились они поздно вечером, далеко не в полном составе и с вытаращенными глазами.
– О! – встретила их Серафима. – Нарисовались! А мы…
Неизвестно откуда вынырнул Шишов и громко сообщил в толпу:
– Вы уж нас извините, у нас с Симочкой дети одни дома, мы побежим, да?
И сильный рывок выдернул Кукуеву из кучки самых стойких поминающих. Она едва успела схватить пальто. Шишов волок ее по темному подъезду, не давая опомниться и, уж конечно, ничего не собираясь объяснять.
Только возле дороги, когда Семен вытянул руку, пытаясь поймать такси, Серафима дала волю гневу.
– Совсем сдурел, да?! Я столько ту курицу парила-жарила, слюнки глотала, чтобы вот так взять и удрать, да какие у тебя дети обнаружились? Да отпусти ты меня, вцепился, главное!..
Шишов как-то странно вытаращился, потом захлопал ртом и наконец выдавил:
– Вот… сейчас стой и… и молчи! И уже ничего не говори! Ты…
Возле них заскрипели колеса.
– Куда едем?
– Не твое дело, – огрызнулся Шишов.