Свидание с развратным фавном
Шрифт:
Потом опомнился, наполовину залез в переднее окно и о чем-то принялся договариваться, яростно мотая руками.
– Садись, – все-таки вылез он назад и распахнул перед Кукуевой дверцу. – К тебе едем.
Серафима уже сообразила, что Шишову на кладбище ездить не стоило, мужик слишком надорвал психику, поэтому молча согласилась, дабы не нервировать напарника.
У нее дома Семен тоже не сразу пришел в себя. И лишь после того, как опрокинул стопку водки, заговорил:
– И куда ты меня послала, Серафима? Не крути башкой! Главное – сама дома осталась, а меня, значит, как мокрую мышь, в самое пекло, да? И ведь какая змеюка ты,
Серафима на всякий случай отодвинула подальше опасные предметы – вилку и разделочную доску и осторожно проговорила:
– Ты вот, Сеня, сам себя сейчас не видишь. Зачем же тебя выставлять идиотом? Ты сейчас настоящий идиот и есть. Вон как у тебя глаза вылезли, и пушок на голове прямо дыбом встопорщился…
Шишов хлопнул себя по темечку, чтобы пушок его не позорил, но глаза выкатил еще больше:
– Так… мать твою… встопорщится! Я, как дурень, за той Верой хожу, а она от меня, как черт от ладана! И еще старуху на меня какую-то натравила: «Покажите, бабушка, этому несчастному, куда венок пристроить, что ж он за мной, точно сноп, таскается!»
Серафима шумно выдохнула:
– А сам ты не догадался, что красоту эту погребальную надо было на могилу водрузить?
– Сам?! – остервенело вскричал Шишов и вскочил со стула.
Он подлетел к самому лицу Серафимы и начал корчить рожи:
– Ты не поверишь, Симочка, я догадался! Но только собрался водрузить его на памятник, как немедленно скончался парень.
Серафима сначала оттолкнула вредную шишовскую рожу, а потом только сообразила, что он сказал.
– Парень помер? Хи-хи, ты что, Сеня, сдвинулся? Это Костеренко помер. Кос-те-рен-ко! И уже давно. Сеня, а ты венок-то живому покупал, что ли? – И вдруг она обозлилась: – Шиш противный! Ты пошутил, или…
Шишов устало брякнулся на стул и тихо попросил:
– Слышь, Сим, ты хоть пожрать дай чего, а то я от нервов такой голодный становлюсь…
Серафима вытащила из холодильника небогатые запасы, быстро накромсала в тарелку недорогой колбасы и стала намазывать бутерброд.
– Ты, Сень, не молчи, ты говори чего-нибудь. Пока я бутерброды делаю, у тебя рот еще не занят, говори давай.
Но Шишов уже занял рот – запихал туда колбасу и потом еще затолкал кусок хлеба. Однако говорить не отказывался.
– Понимаешь, там отчего-то мужчина скончался!
– Ну понятно, кладбище же, там вообще столько народу… Я вот как-то на родительский день ходила… – сочувственно мотала головой Серафима.
Шишов посмотрел на нее, как на старые ботинки, – с глубоким сожалением.
– Дура ты, Кукуева, я не про это, – наконец прожевал он. – Сын Костеренков, Кирилл, умер. Понятно тебе? А нас потом до вечера держали в милиции, разбирались, как такое могло случиться.
– Подожди, Сеня, не пихай в рот колбасу-то! – ухватилась Сима за руку Шишова. – Ты говоришь, чей сын-то скончался?
– Ну, Кирилл этот, он чей сын? Костеренков? Вот, значит, он и скончался. Ой, там такое… Дай-ка бутерброд!
– Да хватит уже есть-то! – не выдержала Кукуева. – Сначала расскажи, потом жуй!
Шишов и сам уже отодвинул тарелку, хлопнул стопочку и заговорил:
– В общем, такая картина вырисовывается. Я, значит, пока с венком за Верой мотался, все было тихо и спокойно. Она, как и полагается, печалилась,
Серафима слушала напарника с широко распахнутым ртом.
– Сеня, ты шприц-то догадался утащить?
– Зачем? – выпучил глаза Сеня и поджал губы. – Скажи мне, глупая женщина, зачем я буду тащить шприц, если они на каждом углу продаются? И потом, этот-то наверняка с наркотиком каким или с отравой был. Ну, чего сквасилась-то? Зачем нам с тобой шприц? Мы что, в лабораторию его потащим?
Серафима почесала нос. И в самом деле: ну, упер бы Сеня шприц, и чего с ним делать? И потом: милиции надо содействовать, а не мешать. Там же профессионалы, а они с Шишовым только немножко им помогают.
– Нет уж, ты не молчи, – тычком проявил галантность Шишов. – Знаешь, Кукуева, я от тебя уйду. Ищи себе новый автобус. Потому что я жутко подозреваю, что ты специально на кладбище не поехала, а меня туда одного сунула. А уж если доверия между нами нет, ищи себе нового водителя. Нет, я согласен, мужик должен там быть, где опасно, не тебя же посылать. Но ты меня хоть предупреди! Ведь точно знала, что оказия случится! Не такая ты родня этой Алисе Гавриловне, чтобы возле нее с таблетками сидеть. С тобой же в любой момент под статью угодить можно!
– Да не знала я ничего, честное слово, – повесила голову Серафима. – И ехать хотела. Только меня Вера не пустила, заставила курицу караулить. А так бы я… Эх, черт… Ну, и чего в милиции?
Шишов несколько минут моргал, вспоминал, а потом взорвался:
– А чего там может быть? Спрашивали!
– А ты чего?
– А чего я могу сказать? Таскался с этим венком, как дурак с подарком! И главное, мог ведь преступление предотвратить!
Он с грохотом уронил голову на руки и протяжно замычал. Серафима осторожно погладила его по плечу, тот капризно дернулся и снова продолжал страдать.
– Сень, а я так думаю, что ничего бы ты не сделал, – успокаивала она.
Шишов вздернул голову, прищурил глаза и с обидой уточнил:
– Ты хочешь сказать, что я вообще умственный урод? То есть на моих глазах совершалось бы убийство, а я бы в ладошки хлопал?
– Семен, мне кажется, там и вовсе убийства не было. Кирилл был наркоманом, обычная передозировка…
– Да нет, не обычная. Я в милиции слышал, как один опер другому говорил: мол, непохоже, что передоз. Так что… Кто его убил?