Свидание с развратным фавном
Шрифт:
– Слушай, Серафима, может, ты чего найдешь… – появился он в дверях. – Я ну все перерыл!
– А чего искать-то? – сунула что-то за пазуху Кукуева.
– Ну так этот… мусор. Надо же вынести!
– С кем приходится работать… – самой себе пожаловалась Сима, а Шишову посоветовала: – Ищи, Сеня, ищи мусор. Иначе для чего же ты сюда карабкался!
Напоминание о неудавшемся альпинистском восхождении вывело Шишова из равновесия.
– Знаешь, ты, Кукуева, не особенно-то, не особенно! И вообще, сейчас бабка придет, давай хоть что-нибудь найдем!
Бабка пришла быстрее, чем ожидалось. Она без стука отворила дверь и вплыла в комнату с какой-то
– Слышь-ка, служивый, я вот тут тебе списочек… А где мусор-то? Чисто вроде все…
– Мы его уже вынесли, – торопливо закивала головой Серафима и ткнула пальцем в листок. – А что за списочек?
– Да это не к тебе, не лезь. К ему это, – отвернулась от Кукуевой соседка и снова обратилась к Шишову: – Я вот тут написала, глянь: Семенова Наталья Петровна – она мне должна пятьдесят рублей и никак не отдает, а теперича и вовсе здороваться перестала, думаю, и не отдаст, значит. Потом тута Капустин Аркадий Филиппыч, это у нас сосед с первого этажа, так он, как напьется, всю жисть меня оскорблят, гад курносый. А здеся вот…
– Я не понял, что это за список? – упрямо старался вникнуть в проблему Шишов.
– А ты не перебивай! И главное, пока не забыла: Бочкину саму перву запиши. Она, паразитка така, выпустила свою собаку, и та мою Мотрю чуть не перекусила. Я ишо тода хотела ее за решетку упрятать, так на меня такой крик подняли… Ты, грит, тетка Евдокия, сама свою шавку на поводке не водишь, а она на всех кидается. И, грит, она первая на мою собаку наскочила, а моя Шанель – это у ее так суку кличут, грит, щенная, и ей волноваться противопоказано. А я, если не щенная, так мне, значица, можно волноваться, да? Я б ей ишо сказала! Но тута соседка моя выскочила, вдова Алиска, и тожа раскричалась. Вы, грит, не трогайте собачку, а то от ее могут щенки неполноценные получицца, а я уже на одного записалась и даже деньги внесла. Кто ж, кричит, потом мне деньги вернет, если урод родится? Ишо парень какой-то выскочил, со второго подъезда, тоже разорался. Ваша, грит, собака мою дочку напугала. А у его ишо молоко на губах не обсохло, кака у его дочка… Слышь, служивый, ты и парня того тожа запиши, чтоб бабушкам не врал.
Шишов послушно пялился в рот соседке и все ждал, когда дело дойдет до главного. Старушка же, видя такое внимание, только больше распалялась, и список становился длиннее.
– Мы все учтем, – встряла Серафима. – Давайте список, мы с ним ознакомимся и будем тоже презирать нерадивых соседей.
– Да на кой мне ваше презрение?! – хлопнула себя по бокам бабка. – Ты возьми да их всех по списку и арестуй! Чтоб людям жить спокойно было… Так, подожди, я тута еще свекровку свою не вписала…
Забрав длиннющий список и клятвенно заверив, что завтра же все неугодные будут сидеть не где-нибудь, а в Матросской Тишине, Шишов и Серафима спешно покинули квартиру. Что-то разыскивать дальше в присутствии грозной бабушки не имело смысла.
Машина ждала их возле дороги. Серафима уже совсем собиралась нырнуть в салон, но Шишов медлил.
– Неужели так и уедем с пустыми руками? – сокрушался он.
– Ну, я-то, допустим, документы прихватила, – усмехнулась Кукуева и похлопала себя по груди. – Они там в пакете аккуратно лежали, я решила с ними дома ознакомиться. А ты… мог бы хоть мусорное ведро…
Шишов кинулся к напарнице.
– Дай мне половину! Я требую!
– Ага, сейчас! Эй, куда ты за пазуху-то лезешь? Руки убери! Прям, маньяк какой-то! – Серафима быстренько надавала Сене по рукам и даже от злости пнула его в ногу.
Тот вспылил:
– А
– Так ты меня в машину посади сначала, чего ж мы на улице бумагами трясти будем? – прикрикнула Серафима и дернула дверцу.
В машине она честно отделила половину документов Шишову, половину оставила себе. И только после этого настырный водитель тронулся. Шишов принципиально не желал разговаривать с Кукуевой, отчего у той открылась словесная диарея. Она размышляла вслух и разбрасывалась версиями.
– Странно, однако, получается… Куда, интересно, спряталась наша Верочка, а? Ведь не думаешь же ты, Шишов, что она и правда валяется в больнице? Тогда бы попросила прийти, принести ей зубную щетку. Ведь не за границей же она, в самом деле. Нет, Верочку надо обязательно найти и вытрясти из нее все сведения. Шишов, можешь не молчать, трясти Верочку все равно тебе придется. И вообще – у меня теперь образовалось три подозреваемых… Трое человек могли убить Костеренко с его сыном, и они все еще находятся на свободе.
– Откуда ж три?! – не выдержал Шишов.
– А сколько? Первая – это Верочка. Темная дамочка. Чего-то прыгает, порчу снимает, а потом и вовсе испортилась – взяла и потерялась. Зачем? И, между прочим, заметь, Шишов, – потерялась именно после того, как я созналась, что мы детективы.
Шишов так задумался, что даже остановил машину.
– Продолжай, продолжай… А кто второй?
– Вторая – это Милочка.
Шишов снова тронул педаль газа.
– Он еще не верит! – дернулась Серафима. – А я, например, сразу насторожилась – девчонку-то в закрытом гробу хоронили. И опознавала мать Милу только по плащу да по остальным вещам. А в свои вещи кого угодно нарядить можно. И Вера мне говорила, что теперь Милочка наповадилась ее навещать. Это она сказала, когда еще не знала, что мы детективы. И вообще – книжки надо читать! Там, между прочим, частенько кто-то специально умирает, чтобы потом незаметно остальных в гроб вогнать. А чего, умненько придумано – ходи себе, круши всех, все равно на тебя не подумают. Да только я взяла и подумала!
– Дура потому что, – буркнул себе под нос Шишов и стал слушать дальше еще внимательнее.
– А третья претендентка на роль преступницы, это… Догадайся, ну… – лукаво заиграла Кукуева глазами.
– Ты? – недолго думал Шишов.
Улыбка с лица Серафимы сползла вниз, лицо вытянулось, а подбородок обиженно взлетел вверх.
– Извозчик! Остановите, мне здесь выходить! – по-царски похлопала она Сеню по плечу на самой середине дороги.
Тот так резко тормознул, что она впечаталась в стекло.
– Ты что, с ума съехала? Я ж тебя на Тельмана брал! Серафима, так ты не сказала, третья-то кто?
Всплеск кукуевской обиды прошел для Шишова незамеченным.
– Ой, господи, с кем приходится работать… – в который раз вздохнула Серафима и объяснила, как трехлетнему малышу: – А третья кандидатура – сама Алиса Гавриловна. Понял?
– Нет, не понял. Зачем ты ее-то приплела, она и так судьбой обижена – мужа потеряла, сына тоже… Жестокая ты баба, Кукуева, – не одобрил версию Семен. – Вот я б на тебя посмотрел, когда б ты свое дитя сначала в животе носила, потом кормила, поила, а потом взяла и саморучно в могилу отправила! Ты не подумала – а вдруг у нее все надежды вместе с родственниками померли? Она ж наверняка на старость свою рассчитывала, что сын ее кормить, содержать будет!