Свиданий не будет

Незнанский Фридрих Евсеевич

Гордеев не раз вспоминал уже бородатый и довольно грубый, но все же какой-то со слезой анекдот о корове, которая после искусственного осеменения с ревом бежит за ветеринаром: «А поговорить?» Вспоминал почти всякий раз, когда минуты страсти сменялись часами женских исповедей… Собственно, выслушать свою вновь обретаемую подругу он был завсегда рад, но терпеть не мог – да и кто их может терпеть? разве что мазохист какой?! – рассказов о других мужчинах своей возлюбленной. Он предпочитал, чтобы ему сообщали, если уж очень хочется, какую-нибудь короткую

полуложь вроде: «Я никогда не испытывала ничего подобного» или, еще лучше: «Ты у меня второй…» Это принималось к сведению, и можно было вновь бросаться в неизменно бурное море Вожделения…

Конечно, с Лидой дело обстояло не как прежде… Вообще с ней многое было не как прежде. Именно в эти дни Юрий Петрович Гордеев начинал с неотвратимостью понимать, что годы идут своим чередом, что он уже не так юн, как прежде, и если сил на все хватает, это еще не означает, что ты можешь не оглядываться назад… И сзади уже не только средняя школа и университет, не только удачно расторгнутая женитьба, но и еще многое… Словом, груз лет. И с этим грузом лет ты уже не можешь сказать сидящей подле тебя девушке, двенадцатью годами младше: а на фига мне нужны эти твои истории?! Давай лучше… Нет, не давай… Давай лучше, Гордеев, слушай…

После развода, сказала Лида, ее возлюбленный недели две жил у нее, затем исчез…

– Я ведь, Петрович, скажу честно, тогда подумала, что он, разведшись, хочет на мне жениться… И готова была за него пойти, честное слово, готова… И, честное слово, не потому, что деньги у него всегда были и что он в своем госкомитете, наверное, хорошо имел… Ну, словом, готова была… так вышло, чего уж… А он вдруг исчез… Нет, не совсем исчез, а просто: нам надо на некоторое время расстаться, то есть из-за прежней жены что-то, ну, и так далее… вам, мужикам, все эти партитуры не хуже, чем нам, кому они предназначены, известны… ведь верно?

Гордеев согласно кивнул.

– Словом, не подошла я чем-то Паше, и вот он сделал мне ручкой… – Лида взъерошила голову Гордеева. – Только мы ведь, андреевская порода, люди гордые. Унижаться не станем! Отваливаешь – и отваливай. Я и с тобой, Петрович, хотя и сломалась… Но вот увидишь – любовь любовью, раз случилось, а денежки свои, гонорар за это дело ты получишь…

– Это уж обязательно и всенепременно, – сказал Гордеев с чувством. – А что касается приятеля этого твоего, то и бог с ним. Сама же сказала: с глаз долой – из сердца вон!

– Да я уж давно… Меня и папа всегда так учил… учит… Хорошее о человеке помни, а плохое – забудь. И на том ему спасибо, что к тебе посоветовал обратиться…

Гордеев чуть не подскочил на кровати:

– А меня-то он откуда знает?

– Наверное, слухами земля… то есть Москва, полнится…

– Да какой там слухами! Я же в адвокатуре без году неделя… Он что, тоже юрист?

– Да нет же! Он в госкомитете работает, ну, который по нашим территориям… Инженер какой-то по образованию… металлург, что ли… Неужели ты, Петрович, думаешь, что девушку всегда интересует диплом ее ухажера?!

– Нет,

погоди, я не о дипломе. Я просто не пойму: человек, тебе не чужой, узнав, что твой отец попал в беду, дает тебе совет: обратиться к адвокату Юрию Петровичу Гордееву. Так, что ли?

– А что тут странного?

– Лидочка, я, конечно, как и каждый нормальный мужик, одержим манией величия, но не до такой же степени! Неужели, когда ты пришла в консультацию и встретилась с указанным тебе адвокатом, то есть со мной, ты не подумала, что этот джинсовый молодой человек шалопайской наружности с трудом будет удерживаться от искушения затащить тебя в койку, а вот адвокатский опыт пока что не напечатлелся на прекрасном лице его… То есть моем!

– Но Павел Михайлович…

– Павел Михайлович?! А фамилию его знаешь?

– Чего же не знать? Чуть ли не в загс вел… Петелев его фамилия. Павел Михайлович Петелев.

Гордеев затрясся мелкой дрожью, издавая звуки, одновременно похожие на смех, на плач и на повизгивание…

– Петелев… Конечно, Пашка Петелев…

Он вскочил с кровати и, как был нагишом, побежал к телефону.

Набрал номер, раз, другой.

Занято.

– Ты его знаешь? – спросила Лида.

– Еще бы! – закричал Гордеев почти с восторгом. – Еще бы мне его не знать! Но почему ты мне не сказала, что это он велел обратиться ко мне?

– А ты разве спрашивал об этом? – удивилась Лида.

– Верно. – Гордеев замер посреди комнаты. – Верно, не спрашивал…

– И потом, Павел Михайлович просил меня, чтобы я не говорила, кто меня послал к тебе. Он сказал, что рекомендовал тебе какого-то клиента, а тот оказался непорядочным, не заплатил тебе положенный гонорар…

– Ах, подлец, как подвернул! Конечно, ведь Гордеев жлоб известный…

– Ну перестань, Юра. Если бы не он, мы бы не встретились… Ну скажи, разве тебе плохо было… Иди сюда…

Но Гордеев вновь крутил телефонный диск.

Занято! Сколько же можно трепаться!!

– А скажи мне, Лида, ведь этот Паша исчезал… А то вдруг, только Бориса Алексеевича арестовали, немедленно объявился?

– Не совсем так… Я его чуть раньше встретила… то есть он мне позвонил… Но он вообще звонил время от времени… Это как одна моя московская подружка говорит… на привязи пытался держать… и не рвал совсем, и в то же время месяцами от него ни слуху ни духу не было… Мне как бы и все равно уже, а появится – снова какие-то волнения… Ну, иди сюда, Гордеев, – просяще позвала она.

– Сейчас, сейчас. Это очень важно. Может, вспомнишь, когда он появился?

Лида стала прикидывать и высчитывать.

Выходило, что Павел позвонил седьмого.

Гордеев очень хорошо помнил, что Борис Алексеевич был арестован шестого.

– Так… А что ты? Когда он появился…

– Да ничего! Он ведь и не появился, просто позвонил. Сказала ему: до свидания. Правда, он продолжал названивать и позже… Потом я узнала от Володи, что папу арестовали…

– И сказала об этом Пашке?