Свидетели на свадьбе
Шрифт:
— Как тебе сказать… Ну да, конечно, кому не приятна похвала родителей?
— С этим я согласен. — Мэт встал, опустил спинку шезлонга и устроился в нем так, чтобы видеть ее лицо. — Но у тебя это потребность, Кейла, и она сжирает тебя. — У него вырвался неожиданный смешок. — Интересно, как поступал с тобой Ллойд, когда ты была ребенком?
Обвинял тебя в смерти матери?
Как он сумел задеть ее, растревожить, раскрыть в ней все, что она таила долгие годы…
Она лежала тихо-тихо, скованная, как броней, вперив взор в ночное небо, и изо всех сил старалась
Нет, эта битва проиграна — звезды расплылись перед глазами…
— Кейла? — Мэт приподнялся на локте. — Эй, что такое? Я не хотел, прости! Мне только казалось… любой родитель, кто делает такие вещи… в общем, это нечеловечно, я и не ожидал…
— Шшш… все в порядке, Мэт. Мой отец никогда ничего подобного не произносил… ну, таких слов. Это лишь ощущение, которое я пронесла через годы. И не знаю почему, разве только… мне, кажется, никогда не удавалось угодить ему. А вот Гордон — он всегда безгрешен: никаких ошибок. Мой брат и правда умнее меня, удачливее. Для меня было вполне естественным расти с ощущением, что я хуже, никогда не дотянусь до него.
Мэт гладил ее по волосам с такой нежностью, что для нее это было почти равносильно гибели.
— Так вот почему ты провела последние пять лет в разных городах, расшибаясь изо всех сил, чтобы создать эту сеть розничных магазинов? Делала то, чего не сумел Гордон? Чтобы поразить отца?
Будто завеса спала вдруг с ее глаз, обнаружив такое, чего она раньше в себе не замечала.
— Ну так как, я прав? — не отставал Мэт.
Что и говорить, приятного мало в том, что вышло на свет Божий для нее самой о себе.
Мэт сумел расположить ее к себе, она не опасается его, не боится быть с ним откровенной.
— Да, пожалуй, прав, — с непривычной мягкостью уступила Кейла.
Теперь они лежали молча — глаза в глаза, сердце к сердцу.
— Расскажи мне об этом, — тихонько попросил Мэт.
Кейла немного успокоилась. Нет нужды говорить, как ненавидит она эти вечные переезды.
Не стоит разглашать тайну, как много ей приходится работать, чтобы поддерживать магазины на должном уровне, и как она разочарована и обижена, что отец ни разу так и не посетил их.
О ее усилиях Ллойд судил лишь по финансовым отчетам. Но для отца она неудачница, и все тут. Нет, не стоит во все это углубляться, ни в коем случае.
Она вздохнула, вдруг осознав, что палец ее лежит на нижней губе Мэта. Пораженная, она не отрываясь смотрела на его рот — на эти слегка приоткрытые губы. Мысли приняли совсем другое направление: у него самый замечательный рот, самая прекрасная смуглая кожа, самые чудесные волосы, какие она когда-либо видела… Безоглядно они изучали друг друга, признаваясь во взаимном интересе, бесстыдно предаваясь запретному влечению. Чувственные воспоминания о вчерашнем поцелуе пронзили ее тело, маленькие жаркие вспышки возникали то здесь, то там и, казалось ей, отражались в ударах сердца Мэта…
Они играли с огнем, и оба это знали. Неприлично, неуместно ей лежать здесь, рядом с ним, в шезлонге и допускать, чтобы переплетались их души, их жизни. Ведь она встречается
— Уже поздно, Мэт, — прошептала она.
— Прежде чем ты уйдешь и мы оставим то, о чем говорили… — Мэт притронулся пальцем к внутренней стороне ее запястья — простейшее прикосновение, однако она почувствовала, что тает от него.
— Да?.. — задыхаясь, прошептала она.
— Я вот что думаю, Кейла: ты должна жить своей собственной жизнью, а не той, которая, по твоему мнению, произведет впечатление на отца.
И только? Кейла была разочарована. Уж не ожидала ли она, что он скажет что-то другое?
— Знаешь, твоя бабушка права: жизнь — это не генеральная репетиция. У тебя, как у всех нас, только одна жизнь, и, может быть, пришло время взять ее, как говорится, за рога и — изменить в корне. Это непросто, конечно, но овчинка стоит выделки. А иначе… иначе ты рискуешь никогда не стать по-настоящему свободной и счастливой. — Он сел прямо, опустив ноги на кафельные плитки.
Оба молчали; тишину нарушал только шелест пальмовых ветвей да еще биение их сердец.
Воздух между ними был наполнен взаимным влечением, страстным желанием… и громадным напряжением — преодолеть это. Мэт проглотил ком в горле и отвел от нее взгляд. Нет, они бы не поцеловались, не смогли бы, не теперь: чтото изменилось между ними. Вчера еще она могла бы истолковать его порыв как жест дружбы.
Но такая страсть пылает сейчас в его глазах — слишком подлинная, чтоб не заметить… Итак, что-то перевесило его колебания.
Ее охватил стыд: быть связанной словом с Фрэнком — и цепляться к Мэту, флиртовать с ним; замирая, ждать его прикосновений, прижиматься к нему под звездами… Какое же она все-таки бессовестное создание!
Кейла поднялась — злая и печальная, расстроенная и смущенная.
— Я пойду, Мэт. Страшно устала.
— Да. И я тоже. — Но не встал, не последовал за ней.
Спустя полчаса она выглянула в окно: все еще сидит в шезлонге, посеребренный лунным светом Багам, затерянный в своих мыслях…
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Кейла прометалась всю ночь, путаясь в паутине обрывков их беседы. «Жить своей собственной жизнью…» — так говорил Мэт. Но как сделать этот поворот? Предприятие розничной торговли, которым она управляет, стало для нее чем-то гораздо большим, чем она представляла себе тогда, в двадцать два года. Она даже не уверена, что у нее есть охота к свободе.
Мэт завел разговор о ее жизни, когда они обсуждали брачный союз Рут и Филипа; она выразила свою полную растерянность, даже страх: что говорить отцу? Мэт предлагает отстаивать право Рут выходить замуж за кого ей угодно — вот, в общем-то, и все. Но основы ее собственного существования оказались вдруг потрясенными. И в самом деле, как объяснить отцу всю непростую ситуацию?