Свинцовые тюльпаны
Шрифт:
— Как дела, доктор? — с легкой ноткой настороженности в голосе поинтересовался он у медика.
Новиков ожидал чего угодно: разноса, нагоняя, едкой иронии, недовольства, в конце концов. Но только не этого простого вопроса, пригвоздившего язык к нёбу. Растерянно хлопая густыми ресницами, он сделал попытку пожать плечами. Вернее, одним — здоровым. Прижатой к раненой стороне туловища конечностью шевелить он не стал — боль обжигала бок при каждом движении.
— Понятно, — чуть погрустнел Иванов. — Придется тебя самого к местным
Доктор заволновался еще больше. Наконец-то майор обратился к нему как к специалисту, а отдачи не получил. Теперь он вообще будет считать врача никчемным и бесполезным придатком отряда и поставит на нем крест.
— Не надо никакого начмеда, — стиснув зубы и пытаясь освободиться от цепких захватов помощников, возразил он. — Я сам справлюсь!
Командир, уже развернувшийся, чтобы уходить, оглянулся.
— Справишься, конечно. Как только выздоровеешь.
Новикова бросило в жар от обиды и огорчения.
— Я сам себе окажу помощь! — упрямо повторил он, раздувая ноздри и тяжело дыша.
Тень недовольства промелькнула на лице майора — не нравилось ему терять время на обсуждение собственного приказа.
— Риск должен быть оправданным, — чуть устало произнес он. — Мы не на необитаемом острове и не на подводной лодке. Пусть все будет, как должно быть.
— Товарищ майор! — с рыком выдохнул отчаявшийся доктор. — Это моя обязанность! Я ж не умер. Я живой и в сознании. И диагнозы устанавливать, и перевязывать еще могу!
Возникла короткая пауза, во время которой Батя изучающе оглядывал Новикова с головы до пяток.
— Дайте мне шанс сделать мою работу, — уже без надежды на то, что командир изменит свое решение, попросил Владимир. — Я не камикадзе. Если увижу, что все серьезно и одному не потянуть, — первым подмогу вызову…
Двое из «группы поддержки» молча ожидали развязки разговора, уже не так крепко сжимая раненого. Падать тот, по всей видимости, не собирался, раз такие речи пламенные завел.
— Полчаса тебе хватит? — все тем же ровным голосом уточнил Иванов.
— Ну, да, — спохватился Новиков, от волнения подзабывший о своем ранении. — Хватит.
Растревоженная ночной суетой людей, на ветвях соседних вязов затрещала сорока. С неба снова посыпались мелкие неприятные капли. Луна окончательно зарылась в облака, напоследок блеснув в стеклах грязно-серого «Опеля», брошенного рядом с микроавтобусом.
Владимир пригнулся, чтобы пройти под приподнятым товарищами брезентом. В ногах ощущалась неприятная слабость, в ушах появился слабый, но весьма неприятный шум. Под ноги попался большой квадратный рюкзак — укладка первой врачебной помощи. Новиков аккуратно сел на него.
— Что делать, док? —
Новиков слабо улыбнулся:
— Спасибо! Вон те два ящика сдвинуть бы и на них носилки из того угла положить.
— Операционный стол, что ли, будет? — Злой с легкостью циркового силача переместил тяжелые зеленые коробки, которые и вдвоем таскать нелегко было.
— Типа того.
Новиков осторожно высвободил здоровую конечность из рукава бушлата. Баюн подсобил ему со вторым рукавом. Пропитанная кровью повязка, кувыркаясь, полетела на пол.
Чуть повернувшись к лампе, Владимир аккуратно пощупал камуфлированную куртку. Вокруг небольшой дыры во все стороны расползлось черное пятно, хлопчатобумажная ткань отяжелела и загрубела — кровь уже успела подсохнуть.
— Блин, — вырвалось у доктора. — Неудобное место, видно плохо. Зеркало нигде не найдем, а?
Таджик, не говоря ни слова, вышел наружу.
Доктор сидел на тюке полусогнувшись. Туловищем двигать не хотел из-за боли и опасения, что едва притихшее кровотечение начнется с новой силой. Работая одной рукой, он с трудом справился с пуговицами. Вращая плечом, со второго или третьего раза скинул с него непослушную, прилипшую одежду. Остановился передохнуть.
Сослуживец, наблюдавший за упражнениями врача, удивленно повел бровями, привычным движением вынул из-за пояса нож с матово-черным лезвием и буднично, словно занимался этим сутки напролет, вспорол камуфлированную ткань.
— Зачем?! Она ж новая… — возмутился Новиков. От движения клинка рядом с кожей по телу у него промчались «мурашки».
— Не шевелись, нож острый, — посоветовал ему Злой, таким же варварским способом расправляясь и с нательным бельем. Рассеченная одежда повисла крупными лохмотьями.
Убедившись в надежности и простоте такого метода раздевания, Владимир даже попросил резануть еще в одном месте и остался сидеть с голым торсом, придерживая выкроенный кусок кровавых тряпок, приставших к ране. Весь левый бок был буро-красным от свежей и старой крови, которая тонкими струйками продолжала сочиться в штаны.
Взяв поданную Злым склянку, Новиков зубами содрал с нее закатанную алюминием резиновую крышку, выплюнул ее и плеснул прозрачной жидкости на рану. Перекись водорода зашипела, запузырилась, соприкоснувшись с человеческой плотью, потекла красной пеной.
— А-а-а! Мать твою! — зажмурился Новиков. — Жжет-то как! Сколько раз больным раны обрабатывал, но никогда не думал, что это так больно…
Рыжеволосый боец обеспокоенно заглянул в побледневшее лицо доктора.
— Может, тебе анальгетик из аптечки шарахнуть? — предложил он. — Полегче будет.
Тот отрицательно замотал головой:
— Там же наркота. Я соображать нормально перестану, чего-нибудь не то с собой сделаю. Давай лучше это местно обезболим новокаином.
Злой огляделся кругом.