Свинцовые тюльпаны
Шрифт:
И вдруг вздрогнул от неожиданно зазвучавшего над самым ухом женского голоса:
— Давай помогу!
Задрав голову, он увидел склонившуюся над собой блондинку и не по-детски струхнул. Побледнев еще больше, он почти жалобным голосом протянул:
— Баюн! Злой! Мне, наверное, конец приходит. У меня… глюки уже… от анемии и кислородной недостаточности…
— Э! Э! — обеспокоенно окликнул его таджик и направил свет лампы, которую снял с гвоздя и держал теперь в руках, раненому в лицо. — Хорош помирать! Это не глюк никакой, это гостья наша. И твоя пациентка, насколько я понял. Так что не вздумай сознание терять.
— Пациентка? —
— Инструменты подавай! — сказала она Злому, прибирая выбившиеся локоны в хвост на затылке. — Я медработник. А зовут меня Юля.
Всей компанией они с грехом пополам обработали и зашили рану.
13. Авиабаза «Кант». Палатка командира
— Очнулся, герой? — Бородатый молодой человек в камуфлированной одежде бесцеремонно потрепал Бешинкулова по грязной щеке, не обращая внимания на рассеченную губу и распухшую отливающую синевой скулу. — Открывай глаза и слушай сюда! Сядь прямо, не дергайся. Говорить будем.
С этими словами он рывком поднял киргизского милиционера на ноги и посадил его на ящик. Тот, словно пытаясь избавиться от наваждения, затряс головой. Застонал. Сознание возвращалось вместе с раскалывающей черепную коробку болью.
В неярком электрическом свете постепенно проявлялись очертания предметов. Сначала мутные, словно на глаза надели запотевшие очки, потом все более четкие. Совсем рядом с собой омоновец разглядел аккуратно составленные шеренгой рюкзаки с притороченным к ним альпинистским снаряжением. Чуть поодаль — зеленые ящики с боеприпасами. Дальше тени сгущались, и пространство большой палатки казалось бесконечным. Бешинкулову даже почудилось поначалу, что он сидит в каком-то ангаре. Пленник несколько раз крепко зажмурил и раскрыл веки, сбрасывая мутную пелену. Пора было определяться с собственным местонахождением и понять, что вообще происходит.
Представления, где он очутился, не было совершенно никакого. Милиционер напрягся, пытаясь восстановить последние события. Но, кроме конфликта с русским десантником, вспомнить ничего не получалось. Как ни старался. Словно кто ластиком по памяти прошелся.
«Почему русские? Зачем? У-у, шайтан!» — подумал Бешинкулов. Мысли, словно загустевшее масло, текли медленно и тягуче. Гудело в ушах.
Неожиданно в поле зрения попался складной приклад автомата. Обычный приклад, каких Муратбек насмотрелся сотнями, но вчерашние приключения вдруг начали восстанавливаться одно за другим, возвращая с собой злобу и желание мести. И инцидент на мосту, и сожженный автомобиль с братьями по оружию. Но снова все обрывалось неудавшимся допросом на берегу канала.
Крепкая рука бородатого парня, державшая за шиворот и страховавшая от падения, грубо приподняла и встряхнула пленника. Бешинкулов озлобленно обернулся к своему конвоиру.
— Ты охренел? Руки развяжи! — грубо потребовал он. — Быстро развяжи мне руки, чего стоишь?
Бородач и не подумал помочь ему. Тогда милиционер сам попытался освободиться от пут, стягивающих его запястья и щиколотки. Не вышло — тонкая веревка плотно облегала конечности и не растягивалась, как он ни пыжился и ни извивался. Узлы на ней затянули качественно.
— Ты, ублюдок, не
Его гневный монолог оборвался на полуслове. Физиономию перекосило от боли, а шею свело судорогой — спецназовцу надоело слушать мрачные пророчества, и он ткнул разбушевавшемуся менту пальцем в ямку над ключицей, в нервное сплетение. Подержал немного в воспитательных целях, потом отпустил.
Бешинкулов, обретя возможность снова дышать и двигаться, заорал с утроенной силой:
— Я тебя урою! И мать твою, и…
Бородач вернул палец в прежнее положение. Несколько секунд понаблюдал, как омоновец корчится и пыхтит, не в силах даже вдохнуть. Потом склонился к его уху и негромко предупредил:
— Веди себя тихо, ладно? А то до утра так и будем в «гестапо» играть. С тобой поговорить хотят, только и всего. Понимаешь меня?
— Развяжи его, — раздался еще один голос. Высокий человек в камуфлированной форме подошел к плененному киргизу и сел перед ним на один из рюкзаков. Долго и молча смотрел на тяжело сопевшего от обиды и ярости милиционера. Завязки с рук и ног по команде подошедшего были срезаны мгновенно, и теперь местный блюститель порядка разминал затекшие кисти и сидел, сгорбившись и вяло озираясь по сторонам. Кожаная черная куртка, вся в серой подсохшей грязи, казалась великоватой на несколько размеров. Отвернувшись и глядя куда-то в пустоту, он процедил:
— У вас большие неприятности. Вы поняли, кого похитили?
— Конечно, господин Бешинкулов, — ответил спецназовец. — Я навел справки о вас. Очень неплохой послужной список и характеристики.
Киргиз усмехнулся. Даже в такой ситуации слышать подобное было приятно.
— Вот как? И вы надеетесь, что все вам сойдет с рук?
— А в чем, собственно, вы нас обвиняете? — прищурился Иванов. — Вы что-то имеете против нас конкретно или это просто шовинистские настроения?
Киргиз озлобился. Ухмылка с его лица пропала, уступив место прежней угрюмой гримасе.
— Из-за вас погибли мои друзья! Вы подставили ребят, а сами трусливо спрятались за их спинами!
Русский майор укоризненно склонил голову набок:
— Ай-яй-яй, господин начальник отряда. Какие высокие слова! Какие жестокие обвинения! Речь идет о сгоревшей патрульной машине, верно? Это в ней находились ваши друзья?
Милиционер уже вполне пришел в себя, понял, что находится в военном городке, и в его поведении появилась надменность. Что могли сделать с ним русские? Плевать на них, пусть попробуют что-нибудь предпринять! Посчитав, что сказал уже достаточно, он предпочел проигнорировать вопросы русского офицера.
Иванова такое поведение гостя не удивило.
— Давайте посмотрим на проблему с другой стороны, господин Бешинкулов, — предложил он. — С моей точки зрения, это вы, что называется, попали. Причем по самое не балуйся.
Киргиз только фыркнул.
— Считайте сами, — майор выставил вперед крепкий кулак и принялся один за другим разгибать пальцы. — Попытка незаконного проникновения на военный объект другого государства — раз. Похищение иностранного офицера, обладающего статусом неприкосновенности, да еще и с применением оружия — два. Покушение на убийство — три. Еще перечислять?