Свирепый чёрт Лялечка
Шрифт:
А в ту ночь разум покинул священнослужителя. Увидев столь прелестное создание, смотрящее чистыми наивными глазами… Хитроблуд решил, что овладеть прекрасной простушкой не составит труда. Успел только сказать: «Ты будешь моей!» и протянуть руки… До костей разодрала. Но что неудавшаяся попытка удовлетворения плоти? Заживут руки. Рано или поздно. Скорее поздно. Но потом! До сих пор в голове слышатся ее страшные слова: «Ты посмел поднять руки на Чёрта?! Отныне четыре черненьких чумазеньких Чёртенка со своими черными чернилами будут повсюду незримо преследовать тебя! Вот
Выход был только один. Срочно сжечь дьявольское создание, даже если она таковым не является. Вдруг, кардинал все-таки настоящий и все произошедшее, включая заявление девицы и ее проклятие не что иное, как ловко подстроенная провокация? Хотя и маловероятно, но полностью исключать такую возможность нельзя. Пахан на протяжении всей истории постоянно удивляет свою паству нововведениями. А если это так, то срочно требовалось спасать положение. Итак, костер. И чем быстрее, тем лучше. В крайнем случае можно было сослаться на бюрократическую неразбериху. Мол, поторопились и сожгли без пыток. Она же была все-таки пленницей, обвиненной в ереси.
Отличный выход из положения. Но, увы…
Вместо того чтобы сгореть, девушка улетает. А странный кардинал не обрушивается с гневными обвинениями, а сам велит привязать себя к столбу и поджечь, утверждая, что все происходящее — чудо Господнее, и улетает вслед за ней. Тут кто хочешь в бога поверит, даже его служитель. Затем выясняется, что незнакомец еще и располагает правом от имени Пахана раздавать мандаты. Тусопих теперь аббат. Да у него на роже написано, что суждено до старости ходить если не в оранжевых, то максимум в желтых. И это при том, если бы он не был замешан в побеге колдуньи. А так — прямая дорога на костер. Но вместо этого почти что приговоренный — аббат.
И самое главное, неизвестно, что будет дальше, и как поступить самому. В голове вертелось такое множество «если», что невозможно было принять правильное решение. Поэтому Хитроблуд выжидал. Даже в послании Пахану ни словом не обмолвился о перипетиях последних дней. Потому что не знал, кем на самом деле является кардинал Андрей. Если сообщить в Паханат, что объявился самозванец, а он окажется подлинным кардиналом, то даже думать страшно, что после этого будет.
Тягостные раздумья прервал робкий стук в дверь. Кого могло принести в столь ранний час?
— Это я, Зупдин, исповедаться бы. Есть очень важная новость…
Смотрины
Расселись за почти накрытым столом. Далдон в торце, мы с Чёртовушкой по обе его руки, напротив друг друга. Причем Лялечка заявила, что ей, в силу некоторых особенностей происхождения, полагается сидеть с левой стороны. Я пришикнул на нее и напомнил об обещании, на что она возразила, что ни в коем случае нельзя нарушать этикет.
Я обвел взглядом царских слуг,
— Далдон, а где твой коровий?
— В бегах, зараза. С того самого момента, как вы вознеслись. Я сразу понял, кто Лялечку папикам продал. Так с тех пор в хоронюшки с догонялками с ним и играем. Он тогда налегке смылся. А где-то во дворце у него припрятано все что у меня наворовано, да у кардинала получено за доносы обо мне. Скорей всего, Зупдин как раз во дворце у Хитроблуда прячется. Но периодически пробирается, у меня ж дворец, что сито, весь на дырках. Хочет богатство свое эвакуировать. А кругом засады. Пару раз попадал в поле зрения. Ускользает гад. Хитрый. Но не волнуйся, рано или поздно, словим сволочугу. Ой, а это кто с тобой?
Царь только сейчас заметил Бабая. Перед самым дворцом Лялечка серьезно предупредила султаныча, сказав, что если услышит от него хотя бы слово, то все дружно пойдут на улицу печь картошку в костре, на котором сожгут вредного Бабаенка. Поэтому он сидел на дальнем конце стола, тихо, словно мышонок, и меланхолично ковырял вилкой в тарелке.
— А, — отмахнулся я, — один гостеприимный папаша навязал своего сыночка. Неудобно было отказать. Невесту он свою ищет, во сне привидевшуюся.
— Слышь, а может ему одну из моих близняшек подсунуть?
— Да ты что?! Он на красавиц перестал смотреть, а твои двойняшки, извини, очень даже наоборот.
— Не извиняйся. Сам же знаешь, что мои они только официально. Поэтому нельзя упускать никакой возможности. Чем Чёрт не шутит?
— Чёрти никогда не шутят! — Тут же вступила в разговор Лялечка. — Они все делают серьезно и кровожадно. Уж кому-кому, как не мне знать. Ведь на самом деле я…
Я бросил на нее предупреждающий взгляд. Она тут же наигранно всплеснула руками, сокрушенно покачала головой, после чего обоими ладонями прикрыла рот и исподлобья глянула на меня искрящимися веселым лукавством глазами.
Далдон тем временем подозвал одного из слуг и что-то прошептал ему на ухо. Тот хмыкнул, пожал плечами, но удалился выполнять распоряжение.
— И гляди, чтоб только одна вышла! Не то голову снесу! — Предупредил вдогонку царь.
Через пять минут все тот же лакей появился на верхней площадке лестницы и торжественно объявил:
— Царевна…рюся! — Первый звук имени принцессы он умудрился так скомкать, что не было ясно, «ф» это или «х». Наверное, он и сам не знал, которую из близняшек привел.
Произнеся это, слуга поспешил ретироваться в сторону. И как раз во время. Иначе был бы растоптан. Почти кубарем, грохоча словно стадо слонов, вниз скатилась наследница престола. Сделала несколько шагов и картинно остановилась на полдороги к столу. До этого сестер я видел только на портрете. Стало ясно, что художник сильно приукрасил действительность.
Воцарилась неестественная тишина. Даже Лялечка ничего не успела сказать, только промурлыкала: «И не накрашенная страшная, и накрашенная…» Было отчетливо слышно, как звякнула, упав на мраморный пол, оброненная Бабаем вилка. Султаныч едва слышно прошептал: