Свобода печали

Рощина Елена

Ковшик ладоней, хранящий дыханье огня,Голос, как ветер, внезапно настигший меня,Это откуда, из чьих беспощадных высотС ветхозаветной тоскою сей голос зовет?Смуглый рассвет – призрак яви и зыбкого сна,Ветер, огонь и густая, как мед, тишина…Небо зловеще исчеркано стаей ворон,Знаю – вслепую навстречу мне двинулся Он.Тысячи лет его путь и дарованный часЖили когда-то, и кто теперь вспомнит о нас?Погребены на краю неизвестной страныВ поисках Царства и юной, и вечной весны.Но на рассвете ликующе точен твой шаг,Победоносен сей плащ, разрезающий мрак,Только откуда, из чьих недоступных высотС ветхозаветной тоскою твой голос зовет?

29 июля 1990

* * *

Диковатый,

озябший зверекПросыпается вечером в доме.Да не греет его огонекВ оголтелом сиротском содоме.И не кормят, как пламя с руки,Разговоры о ценах и страхах,Чепушинки газетной строки –На пушистых, затравленных лапах.

22 августа 1990

Березы

Возносятся стройные стеблиМучительной чистоты,Пронзая свинцовую небыль, –К святилищу простоты. –Где ангелов легкие перьяВ чернилах сиреневых грозПрощают земное неверьеНа белых страницах берез.

Сентябрь 1990

* * *

А ночью с тобой ничего не случится –Бессонниц и страхов озябшие тениТебя берегут, черноперая птица,И губят позорно дождем отречений.Бездомно и больно в проржавленной хмари,Пропахшей сиротством седьмого колена,Сиротством оставленной господом твариИ запахом диким неверной вербены.Зеленые свечи испуганно дышатОт хриплого бреда и ветра чужого,Листва засыпает прогнившую крышуИ сети пустые лгуна-птицелова.Так холодно. Настежь распахнуты двери.Лети! Это ветер целует нам лица.Не надо. Не время восславить потери.А ночью, даст Бог, ничего не случится…

17 сентября 1990

* * *

Отекший от дождей июньНа золотой щемящей ноте.Две модильяновские «ню»В чужом жилище, на комоде.В незрелом сумраке глумливИ драгоценен отсвет дара,Несмел и призрачен приливПустых шагов по тротуару.Слова неловки и слепы,Косноязычней, чем ладони,Когда спасают от толпыЗа пыльным мороком бегоний.Где тихо снится – легионЗа легионом из Египта,Вот эту пыль несли, как сон,Дешифровальщики с санскрита.Чужую мудрость подвелиПод час сегодняшний, непрочный,Чтоб в полудреме мы моглиСбиваться в путанице строчек.От печки мило танцевать,Коря шагов своих неточность,Сквозь все века существовать,Храня зрачков печаль и гордость.Входить в деревья и траву,С рассветом убегать из дома –И удержаться на плавуВ надменном небе невесомом.

26 декабря 1990

* * *

Затосковать ли вдруг по сентябрю,По ветхой позолоте и кармину,Кочевных птиц слепому словарю,Неловким танцам девочки-рябины?Иль утомил одышливый январьС табачным сумраком у горла узких улиц,Иль яблоко желтеет, как фонарь,Что праздность и сиротство мне вернулись?И виноградный сладостный надкус,И косточка-печаль под влажным небом,И жизни задыхающийся вкусПод потолочным и суконным небом…

10 января 1991

* * *

На языке попрошаек и птиц,Не исчерпав еще весь календарь,Стойкий бродяга российских столиц,Ты говорить обучаешь, январь.Формы дошкольные свеч-тополей,Спутанный синтаксис черных дворов,Вся разноазбучность шатких дверейИ разномастность бездомных котовТрогают больше тебя, чем языкТысячелетий, чем стройный миражЗнаков, где всякий простецки привыкС лифта подсказок взмывать на этаж.Иноязычие сада и тьмы,Шепот апрельский под тесной коройВ горьком изломе бесснежной зимыВыдержат твой молчаливый разбой.Новый,

бродяга, составишь букварь,Щавель от щастия произведешь,И в немоту этот странный январьВместе с котомкой своей унесешь.

10 января 1991

* * *

– Что это? Где-то я уже видела вас прежде.

Да нет, нет, этого не может быть?..

Может быть, во сне?

«Идиот»

Ф. М. Достоевский

И жили Вы тому назад три века,Мальчишка, баловень, укрыли на АфонеПрекрасней всех икон свое лицо,Лик драгоценный, тонкий и прекрасный!И истлевало в тигле послушанья,В поклонах и предутренних молитвахСлепое время на земле притихшей.Бледно-зеленым дымом ночь стоялаУ глаз голубоватых, словно капли,Прозрачных, как вода Архипелага,И лунные ковры из строгих оконТекли к ногам, и тени колоколенЧертили на траве немые знаки.И где-то, может, в маленькой КарееСардары в темных шапках суетились,Варили кофе, дождь шуршал листвой,А по утрам чуть-чуть влажнели звукиОт облаков тумана и жасмина…И запах вдруг сбивая с Вас строгость мыслей,И за чертой, в венце зеленых молнийВам виделись Россия и Калуга,Где в серебристых шапках цвел жасмин.И замирали в Вас слова святые,Задерживаясь, как нога на сходнях.В смутно-лиловой мгле спешили братьяНа послушанье или на молитву.А ветер пах лимоном и корицей,Чужими берегами и покоем…То было века три тому назад.

16 января 1991

* * *

Воронежу

Драгоценный, светящийся улей,Истекающий медом хлопот,С хромотой нераздавленных улиц,От столетий ослепший, как крот.Рыл ходы, не считаясь с линейкой,Наугад расставляя дворы,Ошалев от горчащей и клейкойТополиной пуховой игры.Серый камень представил к награде,И скворешни, как скрипки звеня,Воскрешали в твоем снегопадеПозабытые звуки огня.Сам провел колонковою кистью,Обмакнувши в черешневый сок.Эту линию, званую жизнью,За запретный, ничейный порог.Загрунтована память и стерта,Лишь кораблик бумажный в водеНакренится и, черпая бортом,Поплывет по твоей высоте.

21 января 1991

* * *

В институт незаразных болезней вселился ремонт,Словно память о гуннах, крушивших достоинство Рима,И гомункул науки зачах у шипящих ретортС астматическим кашлем в январских проталинах дыма.Мы вступили в болезнь, заразившись горячкой причуд,По истертому ныне сюжету классических линий,Ангинозное горло, хранящее нежность простуд,Хрипловатую речь на морозе сгущало, как иней.Не заразны бациллы добра на озябших руках,Карандашный разбег примиривших с терпеньем бумаги;За разбоем ремонта был точно беспомощен взмахДиковатых рисунков, исполненных детской отваги.Поселенье летучих коров и мохнатых слоновРазбрелось из альбома в хорошие руки, наверно,Только то и осталось, что тени чудаческих сновМеж болезнью тоски и созревшей по плану люцерной.

6 февраля 1991

* * *

Скороговорка истин и безумствВ календаре, запнувшемся на счете,Пока февральский вдох прозрачно-пустИ сиротлив, как соло на гавоте.От снегопадов – эхо тишины,Озябших пальцев чуткость и смиренье,И боль души в преддверии Луны,Бессонницы зеленое смятенье.Протравлено проросшее зерно –Такая мука от стеблей тревоги!В чужих руках незрелое виноСлепым толчком прольется на пороге.А если бы беспомощный глотокОт пустоты, бытующей во блага,Где старых лестниц гибельный витокХранит мерцанье розоватой влаги.И нежностью царапает ростки,Соблазн безумья трогает и ранит,Нечетки и таинственно легкиКасанья слов в измученной гортани.Сквозь занавески – влажна и слабаПолоска света на исходе ночи,Как ангел у немотствующего лбаВ слезах и всхлипах поздних многоточий.