Свободная любовь
Шрифт:
– Я не знаю, как ответить… То, что я светский человек, какая-то малая, но просто наиболее заметная часть. Меня то по телевизору покажут, то на радио позовут, то в газете, то в журнале… Иногда в желтой прессе какую-нибудь гадость напишут, это тоже часть жизни, к сожалению. Но прежде всего я одержим работой. Все – часть профессии. Я – публичный человек, я выбрал для себя эту жизнь. И я как бы выставляю свою жизнь на подиум: смотрите, вот я так живу, вот моя жена…
– В каком-то смысле ты – артист?
– Да. Далеко не каждый, если говорить о коллегах-композиторах, ведет себя так. Скажем, Эдуард Артемьев, замечательный композитор, автор музыки ко многим фильмам, он принципиально не ходит ни на премьеры, ни на
– Тебе это что-то дает? Какой-то обмен энергиями?
– Ну вот последние два вечера я провел в театре. Мало кто из моих коллег ходит в театр просто так. Я смотрел спектакль по рассказам Шукшина в исполнении Евгения Миронова и Чулпан Хаматовой. Мне это не нужно по работе. Но я это люблю. Мне интересно знать, что происходит в умах людей, которые меня окружают. Я всем интересуюсь и всюду бываю…
– Более того, отнимаешь хлеб у моих коллег по профессии: вел программу на телевидении, две программы на радио. Почему ты это делаешь?
– Мне интересно. Я беседовал со многими поэтами, драматургами, киноактерами, кинорежиссерами. И надеюсь, что я ни у кого не отбиваю хлеб…
– Это шутка.
– У меня свой хлеб, свой круг тем. Но все-таки мой приоритет – музыка, музыкальный театр. В этом, я думаю, я разбираюсь больше остальных, хотя бы потому, что я этому долго учился.
– Ты и диссертацию защитил…
– Да, и у меня есть набор знаний, который есть далеко не у каждого. А впрочем я беседую с любыми гостями, я любопытный человек.
– Я тоже любопытный человек, и меня занимает: как возникает музыка?
– Как ни странно, нет никакого однозначного ответа. Это достаточно таинственный процесс. Даже, я бы сказал, мистический. В какой-то момент вдруг что-то начинает происходить у тебя в голове… Мне тут же необходима нотная бумага. Потому что если рождается что-то, я должен немедленно это записать. Иначе улетит, забудется. Некоторые запоминают. Я не запоминаю, я должен записать. Мне не нужен никакой музыкальный инструмент. Я могу исписать несколько страниц довольно сложной музыки, при этом совершенно не прикасаясь ни к какому инструменту. У меня так же, как у шахматиста, который играет, не глядя на шахматную доску, а где-то в голове все это варит, – точно так же в голове варятся все эти комбинации звуков, тембров, ритмов и так далее. И я это должен сразу записать на нотную строчку. Но! Практически последние десять, может быть, двадцать лет я пишу музыку по заказу…
– Ты сорвал у меня с уст вопрос. Серьезный писатель не пишет прозу по заказу. Серьезный поэт не пишет стихи по заказу, может, только во времена Тредиаковского или Державина писали. А музыку пишут. Не ты один. Моцарт тоже писал…
– Моцарт, Бетховен, Чайковский, Стравинский, все писали по заказу. Это очень интересный вопрос. Вопрос творческой психологии. Звонят по телефону и говорят: нам нужно от вас получить… например, оперу. Или марш. Или веселую песню. Или, наоборот, грустную песню. Или гимн нашей корпорации. Все что угодно. И композитор, тут же ухватив суть, должен профессионально написать некоторое количество звуков разной высоты.
– Это такой возбуждающий фактор – заказ?
– Знаешь, да. Мне часто звонят и говорят: Александр, у меня есть замечательные стихи. Я говорю: прекрасно, а у вас есть заказчик на это произведение? К сожалению, нет. Извините, не смогу. Это моя профессия. Конечно, бывает, когда мои друзья-поэты, мои друзья-драматурги, с которыми я много лет знаком, предлагают мне либретто или стихи, и я могу что-то написать. Но это именно, когда ты с человеком в близких отношениях. Когда же приходит масса какой-то полуграфоманской литературы по Интернету, «напишите что-нибудь», я практически всегда
– Ты двенадцать лет прожил в Америке, уехав в 1990-м и вернувшись в 2002-м. Что с тобой Америка сделала?
– Знаешь, я Америке очень благодарен. Америка дала мне неоценимый опыт и такое знание мира, которого я бы никогда не получил, живя в России, даже если бы ездил туда на месяц, на два. Когда человек приезжает даже на полгода, он там живет как гость. У нас много таких: о, знаю я вашу Америку, бывал я в вашей Франции или в Англии!.. Двенадцать лет жить там как житель, как резидент, который платит налоги, имеет дело с уборкой мусора и так далее, – это совершенно другая вещь. Понимаешь эту жизнь изнутри. Я научился видеть, как устроен этот мир с точки зрения американского человека. А в Америке, и это ни для кого не секрет, все-таки самый лучший менеджмент. Америка – все-таки самая преуспевающая страна в мире. Несмотря на кризис. Не Европа, не Бразилия, не Китай, не Австралия – Америка. Там поразительно рационально все устроено. Абсолютно тупой клерк, сидящий в банке, в магазине или где угодно, свою тупость никак не может проявить, потому что ему просто нужно в нужный момент ткнуть кнопку. Он человек системы.
– Русские не устают себя сравнивать с американцами. Не устают смотреться в это зеркало, чтобы спросить: свет мой, зеркальце, скажи… Но ведь русский характер совсем другой. И когда ты говоришь о подобном механическом рационализме – необходимо ли нам и возможно ли для нас это? В нашем характере есть что-то, что вызывает дикую досаду, и что-то, что вызывает безумную нежность…
– Абсолютно с тобой согласен. Может быть, именно поэтому я после двенадцати лет жизни в Америке понял, что все-таки мое место в России. И очень рад, что нашел в себе силы вернуться. Это не такая простая вещь – психологически вернуться. Когда в тебе уже произошло какое-то перерождение. Ты уже привык к той стране. Вернуться обратно, нагонять поезд, который ушел далеко-далеко… Но я на это отважился и очень этому рад. Что касается ментальности – дело в каких-то самых глубоких основах. Америка замешана на протестантизме, это очень строгая, очень честная, позитивистская религия. Типа: улыбайтесь. Всегда улыбайтесь, всегда делайте хорошо, всегда делайте правильно. Казалось бы, что особенного? Но они этому следуют. Они всегда хотят, чтобы было хорошо.
– Форма держит содержание?
– Да, они с детства усваивают: не ври, не обманывай, если видишь, что кто-то плохо делает, сразу доложи об этом, потому что плохое может распространиться. Соседи не дают тебе спать – позвонить в ментовку, заложить соседей? У нас: ни за что. А у них это делается без всяких комплексов. Тут же накрывают шумную компанию, и больше она не шумит.
– Что тебя потянуло обратно? Что у нас есть такого, чего нет нигде?
– Я думаю, я сюда приехал за любовью. Я приехал, потому что здесь очень много людей, которых я люблю, и очень много людей, которые любят меня. Мне этого в Америке ужасно не хватало. Это очень важно. Я не говорю о том, что меня узнают на улицах или уступают место в очереди. Это ерунда. Но когда я выхожу в большом концертном зале, даже не в Москве, а в Новосибирске, в Омске, в Челябинске, и меня встречают две тысячи человек, и я эти волны любви, идущие от них, ощущаю!.. В Америке никогда этого у меня не было и не будет. У моего сына, который уехал туда ребенком, есть шанс стать там знаменитым или просто любимым…