Свободная вакансия

MandoDiao

Скучаешь по самой готовке? Я читал, что за твои обеды буквально дралось все высшее общество Балтимора, готовое даже убить, чтобы получить место за твоим столом. Ты скучаешь по своей кухне? Или дому? Музыке? Свободе пойти туда, куда хочется, без того, чтобы камеры следили за каждым твоим шагом? По книгам? Разговорам? Ты вроде бы знаешь несколько языков, наверное, я бы чувствовал себя глупо, оказавшись рядом.

Ты так помог мне, ты даже не представляешь. Люди вокруг ненавидели меня за то, кто я есть. Люди всегда ненавидят то, чего не понимают, да и как им понять?

Я избегал любых контактов, я практически жил как отшельник. Я считал, что дело во мне.

Когда я написал тебе впервые, я писал без надежды на ответ, но ты не только ответил, ты помог мне принять себя. Кто я есть. Кем могу быть. Ты показал мне выбор там, где, я считал, лежит только тьма и безумие.

Тьма, подарившая мне признание и поддержку.

Спасибо тебе, Ганнибал.

искренне твой,

Друг.

Мой дорогой,

Это письмо передаст тебе Абигейл — она обещала мне не читать, а отдать тебе лично в руки. Зачем столько сложностей? Я хотел, чтобы ты понял, насколько искренне то, что я скажу, и чтобы ты видел меня за моими словами. Воображение тебе поможет.

Мне действительно не хватает всего, что ты перечислил, но не смертельно. Мой разум некоторые назовут проклятьем, но он же и мое убежище. Я свободен в стенах дворца памяти: любимая музыка звучит по коридорам; на кухне я размышляю о том, что бы приготовил, если бы смог заполучить тебя к своему столу; ветер, солнце, дождь, запахи цветов, голоса льются из разных комнат. Иногда это не самые приятные голоса, а иногда лишь тени тех, кто уже ушел из жизни.

По-настоящему мне не хватает тебя, мой друг.

При нашей встрече я выпил бы тебя взглядом и сохранил, как храню все самые дорогие воспоминания. Мне не хватает их. Это почти физическая боль — не иметь с тобой ничего общего. Ни имени, ни голоса, ни смеха. Пустая, черная дыра вместо комнат, которые бы я заполнил нашими встречами, твоим лицом в свете лампы, цветом глаз, звуком дыхания, теплом кожи. Ощущением кожи под пальцами. Ты бы позволил?

Мне не хватает того, чтобы я мог для тебя сделать. Раскрыть перед тобой двери моего дома, накормить едой, которую я приготовил, разделить с тобой вечер и разговоры, узнать, как ты смеешься, как тоска и грусть изменяет твое лицо. Показать взглядом силу моей симпатии к тебе, увидеть, что ты чувствуешь в ответ. Принять все, чем бы оно ни было.

Быть тебе убежищем, утешением, домом. Семьей, которую мы оба всегда хотели, и которой нас лишили обстоятельства. Быть для тебя тем, кем ты мне позволишь быть, и ничего не требовать взамен.

Кроме тебя самого.

искренне твой,

Г.

2 октября 1981 год

В середине дня Мириам Ласс пришла в Госпиталь для душевно больных преступников уже второй раз за неделю. Что-то назревало, по больнице гуляли странные слухи. Было ясно одно: спустя три года после Зубной Феи кто-то взбудоражил ФБР настолько, что они подняли все возможные ресурсы на поимку нового серийного убийцы, в том числе те, которые могли нанести больше вреда, чем пользы.

Уилл не слышал, о чем она говорила с доктором Лектером, но через десять минут молодая

женщина отошла от его клетки, прошла по коридору и замерла возле выхода. Гордо выпрямленная спина, лакированные туфли, юбка-карандаш и пиджак поверх темно-синей блузы.

— Уже уходите? — спросил он, готовый вынуть ее пальто из шкафа.

С ней надо было быть настороже. Она смогла поймать Лектера, могла поймать и его, допусти он хоть одну серьезную ошибку. Но она все еще была молода, на лет десять моложе его самого, и, что еще лучше, здесь у нее не было друзей — это могло сработать. Она встретилась с ним взглядом, и Уилл увидел лишь непробиваемые стены.

— Нет. Где я могу подождать? Может, комната отдыха или…

— Если вы не против моей компании, то здесь, — он приглашающе улыбнулся и пододвинул свободный стул. Она присела на самый край, положив сумку на колени.

— Кофе? Чай?

Напряжение исходило от нее предупреждающими волнами, будто она была готова к драке с чудовищем в любой момент. Не так уж она была и неправа, учитывая, что, о чем бы они ни договорились с Лектером, совсем скоро ей придется вернуться к его камере.

— Виски?

Мимолетная улыбка тронула ее губы, шрам на лице натянулся.

— А есть?

— Нет. Но, судя по моему опыту, вам бы не помешало.

Он заварил чай в своей кружке и поставил перед ней на столе — пластиковый стаканчик для гостей не дал бы такого эффекта уюта.

— Вы можете повесить сумку на спинку стула.

— Спасибо, — она кивнула, уселась удобнее и обхватила кружку руками в поисках утешительного тепла. — Давно здесь работаете?

— Недавно, а что?

— Мы с доктором Лектером знакомы уже шесть лет, и если бы я принимала близко к сердцу все, что он говорит, то скатилась бы в алкоголизм. — Она защищалась, чувствуя исходящую от него опасность. Не зря.

— С доктором Лектером достаточно поговорить раз, чтобы ощутить… последствия.

— Последствия, это вы точно подметили. — Она показала на слегка припудренный шрам. — Это его подарок с нашей последней встречи. От Зубной Феи. Слышали про него?

— Этот шрам ведь не самый глубокий, который вам оставил доктор Лектер. — Он, наконец, привлек ее внимание. — Но все они — это опыт, часть нас, как морщины на лице. А вот что мы из этого опыта извлекли, другой вопрос.

— Мой опыт не был позитивным, я вас уверяю.

— Не соглашусь. Вы живы. И как я знаю из газет, редко кто похвастается подобным достижением после знакомства со знаменитый каннибалом.

— Выживших гораздо больше, мистер..?

— Зовите меня Уилл.

— Уилл. Доктор Чилтон жив. Джек Кроуфорд. Алана Блум. Даже Фредди Лаундс, хотя я очень надеялась на обратное. Во мне нет ничего особенного.

— Вы сами верите в то, что говорите? — он усмехнулся, его взгляд оставался сочувствующим. — Слушайте, я вас не знаю, но за неделю достаточно узнал доктора Лектера. Он из тех монстров, что, раз положив на что-то лапу, не отдадут это, не пролив крови. И что-то мне подсказывает, что ни один из тех, кого вы перечислили, не ушел от него целым.