Свободные
Шрифт:
– Тшш.
Теплые ладони парня гладят мои лопатки. Он аккуратно подхватывает меня на руки и несет к кровати. Уже через пару секунд на мне теплое одеяло, а лицо Теслера совсем близко. Нас отделяют несколько сантиметров. Меня все еще трясет, и, проводя пальцами по его скулам, я то и дело затрагиваю губы, шею. Смаргиваю слезы и говорю паническим шепотом:
– Все вокруг меня умирают.
– Не говори чепухи.
– Так и есть!
– Зои, - Андрей прижимает меня к себе и выглядит совсем иначе. Это не тот парень,
– Должна?
– Да.
– Разве это как-то решит проблему? Разве это избавит город от Болконского или от моего опасного магнетизма? Дима умер просто так!
– Прекрати.
Я стискиваю зубы, и рыдания вновь вырываются на волю. Вжимаюсь всем телом в объятия Теслера, и внезапно радуюсь тому, что он рядом. Только это и успокаивает.
Перебираю в пальцах его темные волосы. Затем касаюсь губами его колючей щеки и срывающимся голосом проплетаю:
– Что делать? Что мне делать, Андрей?
Парень немного отстраняется, чтобы мы могли смотреть друг другу в глаза. Никогда я еще не видела столько нежности и заботы в его темно-синем взгляде. Он исследует мое лицо, затем вытирает слезы со щек и отвечает:
– Сбежим.
– Куда?
– Куда скажешь.
– И ты бросишь все?
– Знаешь, что я понял? Только людей можно оставить позади, как и воспоминания о них. Однако кроме тебя мне никто не нужен, то есть и бросать мне нечего.
Недоуменно разглядываю такое знакомое лицо и слышу такие незнакомые слова. Почему Теслер изменился? Пару раз моргаю и, сдерживая очередной раскат рыданий, замечаю:
– Ты стал другим.
– Нет. – Парень стискивает зубы и смотрит на меня пронизывающим, завораживающим взглядом, который подчиняет и обезоруживает. – Я просто понял, что не хочу тебя потерять.
Он притягивает меня к себе, и я понятия не имею, сколько же мы молчим. Я продолжаю тихо плакать, а Теслер не возражает против того, чтобы я заливала соленой водой его плотную футболку. В голове все вертятся мысли о Диме, о том, чего-он-не-совершил, и я то и дело всхлипываю, недоумевая: как же так вышло? Он тянул руку. Он хотел, чтобы я была рядом, но мне было плевать. А Соня? Я струсила, и теперь ее нет. Стоит ли оправдывать себя?
– Болконский должен поплатиться, иначе все смерти бессмысленны.
«Они и так бессмысленны» - хочу воскликнуть я, но прикусываю язык. Опускаюсь чуть ниже и оказываюсь в плену синих глаз.
– Что ты предлагаешь?
– Сейчас под угрозой не только мы, но и наши семьи. А попытки открыть дело – лишь усугубят положение.
– То есть ты хочешь…
– …применить радикальные меры. Зои, - Теслер заключает мое лицо в своих ладонях и тихо, размеренно спрашивает, - ты доверяешь мне?
– Конечно.
– Тогда нельзя бояться.
–
– Есть. Но он опасный. И тебе он не понравится.
– Андрей, - как же приятно произносить его имя. Придвигаюсь ближе и непроизвольно касаюсь губами его губ. Такое легкое движение отдается в моем теле электрическим зарядом. На несколько секунд замираю и вдруг вижу похожие эмоции в его глазах.
– Говори.
– Знаешь, - он аккуратно и медленно – так как умеет – заправляет за ухо локон моих волос и шепчет, - иногда бороться и исчезнуть – одно и то же.
ГЛАВА 25.
Я сижу напротив мужчины, у которого седоватые, прилизанные волосы и уставшие глаза. Интересно, когда он в последний раз спал? В кабинете открыто окно. Из него дует ветер, и я глубоко вдыхаю его в самые легкие, упорно держа равновесие и скрывая в груди эмоции.
Сбоку отец. Он постоянно смотрит на меня, молчит, однако и этого достаточно, чтобы наполнить воздух опасным напряжением. Каждое мое слово записывается. Каждое движение – анализируют камеры. Наверняка, за дверью с десяток человек, просматривающих запись нашего разговора.
– Итак, - седовласый мужчина шумно выдыхает, - вы, действительно, даете показания против Болконского?
– Вероятно.
– И вам ясны последствия?
– Какие именно? – я властно вскидываю подбородок. – Вы говорите о расправе суда надо мной за ложь, или расправе Валентина за правду?
– Это серьезные обвинения.
– Значит, убедитесь, что никто из моих близких не пострадает. Неужели вы считаете, я настолько глупа, считаете, мне неясен риск? Нет, отнюдь, я все прекрасно понимаю.
– Нужны доказательства, - настаивает мужчина и поправляет тугой галстук. Несмотря на ветер, в комнате становится невыносимо душно. – Они у вас есть?
– Я – ваша доказательство. Я свидетель. Я могу показать то здание, где держали девушек.
– Ваша заинтересованность в данном расследовании очевидна.
– То есть? – враждебно свожу брови. Меня тошнит от этого труса. Более того меня тошнит от страха, ведь я понимаю, на что иду и что могу потерять. Руки непослушно трясутся, однако я упрямо прижимаю их к коленям и стараюсь выглядеть уверенно. – Моя заинтересованность?
– Недавно погиб сын Болконского. Валентин открыл на вас дело, и сейчас вы пытаетесь…
– Меня подловили на улице! Силой затащили в машину и увезли! А в том здании, между прочим, было с сотню девушек! И на каждом этаже располагались рабочие отсеки. Я видела шприцы, слышала эти звуки. Если все это ложь – зачем я здесь?
– Вот и скажите! Ваше желание дать отпор…, - мужчина устало протирает руками лицо. Я вдруг испытываю к нему жалость: у него ведь тоже есть семья. – Никому не удавалось выиграть дело против Валентина Болконского. Вы ведь понимаете это?