Свободные
Шрифт:
Так и происходит. Едва охранник передает по рации информацию о моем приходе, как тут же широкие двери распахиваются. Кто бы сомневался, что Болконский проглотит наживку.
Высоко держу подбородок. Иду навстречу с человеком, который желает моей смерти, и не испытываю ужаса. Не иронично ли, правда? Кто бы мог подумать, что смотреть в глаза гибели можно так решительно и храбро, когда маленькие проблемы, порой, ломают нас и заставляют погрузиться в целый океан отчаяния. Наверно, только настоящие неприятности и делают людей сильными. Кто же сомкнет в кулаки руки,
Поднимаюсь по широкой, мраморной лестнице. По бокам от меня двое мужчин. Их я помню еще с той ночи в мотеле. Они пришли вместе с Димой и светились пустыми, черными глазами, сгорая от желания выбить из каждого, кто попадется на их пути, остатки гордости. Сейчас меня ничуть не пугает их присутствие. Наоборот – подначивает.
Спустя несколько минут скитания по белым, узким коридорам, наконец, оказываемся перед массивной дверью. В груди что-то екает, но всего на долю секунды, а затем я решительно прохожу вперед. Пора поставить точку.
Валентин сидит за дубовым столом. Увидев меня, он не улыбается, но и не стискивает со злости зубы. Наоборот, на его лице выступает пугающее недоумение.
– Не знаю, как реагировать на тебя, Зои. Поразиться твоей глупости или смелости?
– Вы знаете, зачем я пришла.
– Разве? Милая, я понятия не имею, что ты здесь делаешь. – Болконский кротко кивает охранникам, и они послушно покидают комнату. Здесь красиво. Пахнет корицей, и если бы не цель визита, я бы непременно кинулась к книжным полкам и исследовала каждый старинный экземпляр Фрэнсиса Скотта Фицджеральда. – Что мешает мне избавиться от тебя прямо сейчас?
– Ничего, - я пожимаю плечами. Сокращаю между нами дистанцию и останавливаюсь только перед массивным столом. Руки тянутся к стеклянной рамке с фотографией. – Можно?
Не дожидаюсь ответа. Поворачиваю снимок лицевой стороной и усмехаюсь.
– Тебе смешно?
– Еще бы. Что может быть нелепее. Кого пытаетесь обмануть? Или вы поставили рамку специально, чтобы ненароком не забыть, как выглядят ваша жена и сын?
– Зои, ты будешь удивлена, узнав о людях побольше того, что замечают твои прелестные глазки. Или ты до сих пор живешь в фантазиях? Может, и надеждами тешишь свое сердце? Нет хороших людей, нет плохих. Есть просто люди и их недостатки.
– То есть вы называете недостатком то, что убили столько человек?
– Я никого не убивал, милая, - на его лице появляется опасная улыбка. Болконский изящно поднимается с места и впяливает в меня озорной, острый взгляд, - и я до сих пор не понимаю, что ты здесь делаешь. Может, все-таки просветишь меня, потому что у меня нет времени на разговоры с какой-то несчастной, спятившей страдалицей.
– Страдалицей?
– Время – деньги.
– Вы виноваты во всем, что со мной случилось.
– Правда? – устало интересуется он. Застегивает верхнюю пуговицу пиджака и пожимает плечами, - очень жаль. Ты никогда не задумывалась над тем, что существуют
– Как благородно.
– Я восхищаюсь твоей стойкостью! Серьезно, Зои, если бы не наши разногласия, мы бы подружились. Ты и Теслер…, - он мечтательно улыбается, а у меня в груди что-то взрывается. Стараюсь выглядеть решительно, пусть невольно и горблю спину. – Вы – опасная смесь. Жаль, что пришлось его устранить. Он был отличным наемником, всегда выполнял заказы вовремя и никогда не доставлял лишних проблем. Я рассказывал, как мы познакомились?
– Нет, - едва слышно шепчу я. – Не рассказывали.
– Обычное дело: отец убивается на работе, пытаясь оплатить лечение своей дочери – она, хотела покончить с собой после несчастной любви. Папаша залетает на крупные деньги, не отдает их вовремя и предлагает услуги своего сына.
– Предлагает?
– Да. – Болконский складывает на груди руки и ядовито улыбается. – Премию худший отец года, как видишь, заслуживаю не только я.
– Как вы можете так говорить? – вспыхиваю я. Теряю самообладание и рассержено морщу брови. – Дима же был вашим сыном! Он…
Валентин резко подходит ко мне. Оказывается совсем близко, катастрофически, опасно близко. Его рука взмахивает вверх, однако вдруг замирает прямо перед моим носом.
В нескольких сантиметрах.
– Никогда не говори о нем.
– А то что? – дрожащим голосом цежу я. – Убьете меня?
– Убью, Зои. И всех твоих близких тоже.
– Как убили Андрея?
– Андрея? – Болконский растягивает лицо в отвратительной ухмылке. – Да. – Мне хочется плакать. – Да, как и Андрея.
– Но зачем? Что он вам сделал?
– Любой, кто переходит мне дорогу, оказывается за ней! Я убил Андрея, потому что он мешал моему бизнесу. Я убил его, потому что он потерял голову и стал помехой. Я убил его!
Вот оно.
Признание.
Делаю несколько шагов назад, а затем медленно вынимаю из кармана сотовый. Все это время Валентин не сводит с меня недоуменного взгляда, однако мне плевать. Теперь уж точно. Я пару раз выдыхаю и спрашиваю:
– Есть?
Сквозь едва слышные помехи в моем ухе звучит ответ:
– Да, Зои. – Голос отца. – Все записано.
– Отлично.
– Теперь уходи оттуда.
Крепко зажмуриваюсь. Тоска по отцу раздирает легкие, однако я упрямо беру себя в руки. Распахиваю глаза, гляжу на Болконского и отрезаю:
– Нет. Прости меня.
– Что? – Константин громко выдыхает. – Нет, мы же договаривались! Зои!
– Спасибо, что был рядом. Я…, - горло першит. – Я люблю тебя, пап.
Впервые называю его папой.
Смаргиваю с лица слезы и сбрасываю вызов. Ноги тут же подкашиваются от незнакомого им чувства. Неужели я, правда, сбросила трубку? Неужели мне будет его не хватать?