Свободу медведям
Шрифт:
— О, он в любой момент может вынырнуть, — произнесла Карлотта. Она почесалась и бросила на меня игривый взгляд. — Моя левая сиська чешется, — прошептала она. — В лифчик набились комки земли! — Она выгнулась и погладила меня, а я стоял и смотрел на волнующийся бассейн с плавающими в нем фруктами и длинной ботвой сельдерея. Неожиданно на поверхности появились пузыри.
Сначала мы увидели одни ноздри — две зияющие дыры, почти бездонные; затем появились глаза, прикрытые тяжелыми веками. Голова животного продолжала подниматься, а его огромный розовый рот открывался все шире и шире; я видел поверхность невообразимо огромной
— Он покажется снова, — заверила меня Карлотта. — Господи, он мог бы проглотить меня целиком!
На крепкой ноге Карлотты сзади остался след папоротника — аккуратный отпечаток на смуглой, упругой икре. Я незаметно ускользнул из бассейна, оставив Карлотту ждать появления гиппопотама.
Проводя черту
— Я просто не могу себе представить, как ты мог это сделать? — набросился на меня Зигги. — У тебя отвратительный вкус.
— Куда подевалась Ванда? — спросил я его.
— Я ее где-то потерял, Графф. Я только хотел отделаться от этой противной толстухи.
— Мы ходили смотреть на гиппопотама, — сказал я. — Через пару часов начнет темнеть.
— Это все из-за тебя, Графф. Честное слово. Я даже не мог себе представить, что ты окажешься способен на такое! Знаешь, всегда наступает момент, когда парню следует остановиться и подумать.
— Если мы двинемся сейчас, — перебил я, — мы выедем за город дотемна.
— Карлотта! — не мог успокоиться Зигги. — Вы только подумайте! С такой жирдяйкой! Не удивлюсь, если она наградила тебя какой-нибудь заразой!
— Ты просто бессовестный дурак! — разозлился я. — Напялил ее трусы на голову и кривлялся, как шут.
— Но я знал, где провести черту, Графф! О да! — И он принялся заводить мотоцикл.
— Можешь теперь этим гордиться! — сказал я. — Но если хочешь знать, все было не так уж и плохо!
— Я в этом и не сомневался, Графф! — откликнулся Зигги. — Опыт встречается куда чаще, чем красота.
Потом эта глубокомысленная строка появится перефразированной в его изречениях:
«Искусность не заменяет любви».
А там, у ворот зоопарка, он проигнорировал меня, надавив всем своим весом на педаль стартера.
— Ты просто доктринерствующий зануда, Зигги, — заявил я.
Но тут заработал мотор, и он погонял его туда и обратно, наклонив голову и вслушиваясь в его стрекотание. Я взлетел на сиденье позади него, и мы натянули на головы свои защитные шлемы. Затем я надел еще и пилотские очки времен Мировой войны, перекрашивая свой мир в желтый цвет — сдавливая и опустошая свой разум.
— Зигги! — позвал я, но он не услышал.
Он рванул прочь от площади у Хитзингерского зоопарка, в то время как вокруг нас рычали львы, требуя еды и свободы, и Карлотта, как я себе представлял, осталась позади, неуклюжая
Ночные путники
Миновав несколько городков, мы не увидели ни одного гастхофа [4] с зажженным окном. В некоторых фермерских домах все еще горел тусклый свет, скорее всего, на чердаке, где его оставляют всегда, — сигнальный огонь, как бы предупреждающий: «Если вы собираетесь проникнуть внутрь, то в доме до сих пор не спят. У нас есть злобный пес, который вообще не думает спать».
4
Гостиница, постоялый двор (нем.).
Но города были погружены в темноту, и мы с ревом промчались сквозь них, не встретив ни единой живой души; только однажды нам попался какой-то тип, который писал в фонтан. Мы неожиданно выхватили его из темноты светом фары, оглушив шумом мотора, и он пригнулся к земле, пробормотав что-то, как если бы мы оказались выброшенной ночью мегатонной бомбой. Произошло это в городке, носящем название Крумнуссбаум; перед самым Блинденмарктом Зигги остановился. Он выключил мотор и фару, и на дороге воцарилась лесная тишина.
— Ты видел того типа, что остался позади? — спросил он меня. — А эти городишки? Должно быть, они выглядели точно такими во время светомаскировки. — И мы немного поразмышляли над этим, пока не стали различать осторожные ночные звуки и очертания предметов.
Когда Зигги снова зажег фару, деревья, казалось, отскочили от дороги; многовековые ночные сторожа стремительно попрятались в темноту вместе с хорьками и совами и привидениями из окрестностей Шарлемагна.
— Однажды, — сказал Зигги, — я нашел в лесу очень старый шлем, с наконечником и козырьком! — Его голос приглушил ночные звуки, и мы впервые услышали журчание реки.
— Она где-то впереди нас? — спросил я.
Он завел мотор, и мы медленно двинулись вперед. Сразу за Блинденмарктом мы пересекли Ибс, и Зигги взметнул мотоцикл на мост. В стороне от лучей фары вода в реке казалась совершенно черной, похожей на скомканную ветром простыню, но выхваченные светом места выглядели сухими; река была неглубокой и прозрачной, и мы видели на дне мелкие камни так ясно, как если бы они вообще не были покрыты водой.
Лесная дорога шла вдоль реки, и в некоторых местах под деревьями по-прежнему лежал снег; островки снега становились желтыми под светом наших фар и казались кружевными из-за темных пихтовых игл. Некоторые деревья были помечены для вырубки белыми мазками извести, дорога вихляла вместе с рекой.
Когда река повернула в сторону от нас, ее берег расширился; мы соскочили с главной лесной дороги и заскользили по мокрой траве плоского берега. В траве прятались мыши и лягушки.
Я прислушивался к кваканью лягушек. Если бы неподалеку была ферма, то мы непременно услышали бы собаку. Но вместо этого мы слышали лишь журчание реки да скрип моста на главной дороге. Ветер осторожно пробирался сквозь густой лес, точно молчаливый горожанин, крадущийся через гардеробную — бесшумно, не клацая железным снаряжением среди деревьев, как это делали бы солдаты.