Сводная любовь

Анина Татьяна

Он для меня говорил, я это поняла и, покраснев, опустила глаза.

– Да, ещё, – он тяжело вздохнул. – После этого мерзкого дня рождения, где ты позволила слишком много, у меня женщин больше не было. Я ни с кем не жил в Москве, а вкалывал и учился, как проклятый. И всё по той же причине. Я люблю тебя, Ириска.

Лина медленно повернулась и выпученными голубыми глазами уставилась на меня.

– Я пойду сегодня с Пашей на ужин? Скажу ему всё, – не сдержала слёз, смотрела на Демьяна.

А лицо его

было таким добрым! Таким печальным!

– Сходи, поужинай. Как обычно, к десяти домой, – улыбнулся он.

– До свидания, – сказала я Лине Максимовне, которая мне больше не соперница, и вообще… Вон пошла!

Глава 17

Паша приехал, как обещал в семь часов вечера ко мне на квартиру. Надел серый костюм, прилизал шевелюру на бок и привёз очередной букет розовых роз в этот раз огромный.

Небольшими карими глазками осмотрел моё жильё, наморщив острый мажорский нос.

– Тебе ремонта не хватает, – сказал он, не желая проходить дальше.

– Я сама делаю под настроение, – честно призналась я.

Паша удивился, рассмотрел банки с краской и непокрашенный гипсокартон у ванной комнаты. Что-то себе соображал, играя бровями.

– Это хобби такое? – недопонимал мой жених.

– Да, – кивнула я.

Только так можно объяснить ему, почему я получаю удовольствие, делая ремонт в собственной квартире.

Завернула волосы в «гульку» на макушке и постучала каблучками. Сегодня на мне очень приличное голубое платье и сапоги-чулки на высоком каблуке.

Павел заценил.

Подал мне пальто. Опять моё школьное. Наверно, оно мне шло, раз все выбирали из многочисленного гардероба именно его. Или оно меня делало похожей на малолетку. Я посмотрела на себя в зеркало. Да уж! Надо паспорт с собой взять.

У зеркала я подкрасила губы розовым блеском и в отражение подмигнула Павлику.

– Красавица. Надо тебя моим друзьям показать. Обзавидуются, – мечтательным голосом произнёс мой женишок.

– Познакомь, познакомь, – с хитринкой улыбнулась я, и Паша помрачнел.

– Украдут ещё, – буркнул он и предложил мне свой локоть.

– Могут, – гордо заявила я и торжественно покинула свою квартиру.

Как любой человек Паша имел внутренний мир, но тщательно скрытый от всех. С первого взгляда могло показаться, что он презирает большинство людей и смотрит на всех с высоты своего величия. Но тот, кто знает, что величие делают исключительно папины деньги, а не он сам, к Паше относятся скептически. Поэтому «друзья» у Паши ниже его социального уровня.

В возрасте двадцати пяти лет папаши обычно своих отпрысков тащат на более высокий уровень. А моего жениха так и кинули в студенческом загуле. И хотя он уже окончил университет, толком нигде не работал и просто прожигал жизнь.

Это сказывалось на его

душевном состоянии. И видимо в этот день ему стало совсем плохо.

Он пригласил меня в ресторан «Фрегат», который располагался на большом корабле, что был пришвартован к пристани на реке.

В торжественном дорого обставленном зале было тепло и уютно. Играла приятная музыка, тихо беседовали богатые люди.

Место не для всех. В меню цены кусались. Но Пашу это не интересовало. Он сынок богатого папочки. Сидел печальный и смотрел в окно.

 Из окон виднелся другой берег реки. Зажигались фонари, и быстро темнело.

Погода была пасмурной, моросил дождик, оставляя красивые дорожки на стёклах. Они отражали освещение палубы и плелись, как нити с бисером по всему окну.

На улице холодно и промозгло, в зале тепло и уютно.

– Водки, – сказал Паша официанту, молодому человеку в белом длинном пиджаке.

– Ты за рулём, – напомнила я, пытаясь понять, что с Пашей происходит.

– Надо выпить, Ириска, – тяжко вздохнул жених.

– Не надо крепких напитков, – строго отрезала я. – Принесите две порции салата «Гнездо глухаря», две порции мидий в овощах и свежевыжатый грейпфрутовый сок.

– Фу, кислятина, – возмутился Паша.

– А водка сладость? – приподняла одну бровь.

Я вернула меню официанту и посмотрела на Павлика. Он был такой потеряшкой и печалькой, что «К», не хотелось к нему прибавлять.

Мне надо было сообщить, что замуж я за него не собираюсь. Но для начала решила выяснить, что его так мучает. Таким я раньше его не видела.

– Павлуша, что случилось? – сюсюкнула я. – Я в последнее время, как шкатулка для чужих печалей. И ты расскажи, что не так?

Он попытался натянуть на себя крысиную гримасу, надменного пофигиста, но выходило с трудом. Глаза вроде даже слезами наполнялись.

– Нельзя в обществе моих знакомых такие вещи рассказывать, – усмехнулся он. – Мне надо марку держать. Хотя сдохнуть хочется.

– Я никогда не буду в том обществе, о котором ты говоришь, – я тщательно изображала психолога, но самой стало интересно, что же могло смутить смутьяна? – Мне можно рассказать.

– Лучше о тебе, – ему было тяжело. Появились морщины на лбу. – Отец просил узнать, как у тебя на работе.

– Ой, у меня такая работа, – посмеялась я. – Дёмка обозвал вчера младшей подметающей. Паша, – я строго пронзила его взглядом. – Признайся мне, что у тебя происходит. Я прямо чувствую, как тебя колбасит.

Его начало ломать. Он не хотел открывать передо мной душу, но никого не было, с кем бы он мог откровенно поговорить. Что-то видел во мне, поэтому и пригласил на свидание.

И я так была рада, что он не приставал, не делал пошлые комплементы. Наверно, поэтому помочь хотелось от чистого сердца.