Сводные... Запрет на любовь...
Шрифт:
Мама садится на корточки перед малышкой, вытирая набегающие слезы.
– Я буду любить тебя сильно-сильно, – чмокает мелкую в зареванный нос, обнимая и целуя в макушку. – Обещаю. Вас обоих…
* * *
Машины на светофоре начинают отчаянно сигналить, и я выныриваю из собственных воспоминаний, выжимая педаль газа до упора.
Да, я перегнул. Прекрасно понимал, что не имел право вмешиваться, и что она уже давно не ребенок… Но все-равно не смог
Ведется на всю эту милую чушь, как школьница, запрыгивающая на крючок, поспорившего на нее старшеклассника.
Бьет по креслу сидения ступней, и мне, конечно, не больно, но с каждым словом и ударом грудную клетку стягивает в тиски, заставляя чувствовать себя предателем.
Бесится, выговаривая все, что накипело, и меня это вовсе не раздражает. Оба знаем, что она права, так что я выслушаю… Все до последнего слова… Заслужил…
Молча смотрю на сжавшийся замерзший комок на заднем сидении и не понимаю, когда мы с мелкой вновь стали чужими?
Она снова дикий волчонок, а я агрессивный огрызающийся подросток. Это какой-то нескончаемый замкнутый круг…
Сумасшествие…
Включаю печку, закидывая девчонку пиджаком.
Доезжаем домой в давящей тишине.
– Спасибо, что подвезли, – бурчит мое маленькое проклятье.
Стягивает с себя пиджак, перекидывая его мне через плечо.
– Я помогу, – отстегиваю ремень и заглушаю двигатель.
– Помог уже, – смотрит на меня через зеркало, натягивая кроссовки и собирая в кучу свои вещи. Щеки раскрасневшиеся, глаза блестят праведным гневом. – Спасибо, Яр! Больше не стоит. Хорошего вечера!
Дождь наконец закончился, и мелкая вылетает из машины будто шмелем ужаленная, скрываясь за дверью нашего общего подъезда.
– Двинутая, – выдает ей вслед Ника, собираясь.
– Рот закрой, – обессиленно падаю головой на водительское сидение, прикрывая глаза.
– Но… ты сам…
– Что? – перевожу на нее взгляд. – Я могу называть ее как угодно, но это не значит, что это позволено кому-либо ещё, ясно?
– Не могу понять, – возмущенно пробегает взглядом по моему лицу. – Этот парень у «Океанариума»… Ты что, приревновал её к нему?
– Я ее брат, Ника! Она часть моей семьи, – выбираюсь из тачки, хлопая дверью. – Мне запрещено ее ревновать.
Смотрит на меня, как на умалишенного...
Да, плевать... лишь бы не доставала... Я на сегодня, кажется, все… Задолбался в край...
Глава 9. Стася.
Бежевый капрон, высокие светлые гольфы, замшевые ботинки на толстой подошве и свободного кроя графитовое платье до середины бедра. Затягиваю талию тонким плетеным ремешком и накидываю кожаную короткую куртку, зная, насколько непредсказуемой бывает осень за городом.
Ничего примечательного,
– Я что, похожа на наивную идиотку? – возмущаюсь, подкрашивая бальзамом губы. – Или ты тоже считаешь меня легкодоступной?
Дашка наконец отрывается от экрана телефона, запрыгивая на мой рабочий стол пятой точкой и болтая ногами.
– Легкодоступной? Мммм… Вряд ли… Тебе двадцать один, – закатывает глаза и начинает перечислять, загибая пальцы рук. – Живешь на съемной квартире… Обзавелась кошаком… По пятницам печешь круассаны детям в школу фридайва… Последние отношения с парнем были восемь месяцев назад… – останавливается, хитро поглядывая на меня. – Дальше продолжать? Скатерти крючком ещё не вяжешь, старушенция?
– Мне задрать гордо нос или пойти сбросится с крыши от отчаяния?
– Почему сразу с крыши? Можешь для начала в монахини постричься, – хохочет Дарья. – Проблема полуторачасовой укладки волос отвалится сама собой.
– Не смешно, – бурчу, подсаживаясь к бездельнице. – Мне перед Темой и Никой так стыдно было, что хотелось сквозь землю провалиться.
– Не думаю, что Яр это планировал… – пожимает плечами Дашка. – Скорее, просто хотел вытащить тебя из цепких лап Горина.
– Мы с ним друзья, не более.
– Но Теме и Яру об этом сообщить явно забыли, – прыскает она со смеху.
– Михайловская, ты, блин, вообще на чьей стороне?! – вспыхиваю я.
– Никитин, сволочь! – демонстративно спохватывается она, возмущаясь. – Так и знала, что вытворит какую–то дичь!
– Дурилка, – смеюсь, гладя проскальзывающую мимо наших ног мурчащую особь. – Я все еще без машины, так что катаемся сегодня на твоей.
– Животному еды и воды оставила? – Дашка треплет мурчащую морду за уши, целуя в мокрый нос.
– Конечно, – киваю, подхватывая ключи и сумку.
Оставляю включенным свет в прихожей, чтобы моему сокровищу не было страшно ночью одному.
– Мамин зверь, – ржет, выныривая Дашка из квартиры. – Я ж говорю, что ты давно в бабку превратилась.
– Бабки не катаются на спортивных машинках, – фыркаю я. – И не отдыхают в клубах с рейсерами по ночам.
Через полтора часа подъезжаем на точку сбора. На улицу давно опустилась темень. Так что за городом, единственным освещением по периметру заезда становятся припаркованные по бокам трассы автомобили.
Паркуемся на свободное место «елочкой», глушим двигатель и выбираемся на улицу, разминая затекшие мышцы. Оглядываемся по сторонам, мгновенно попадая в скопление народа, шума и музыки.
В воздухе пахнет жженой резиной, и я с наслаждением вдыхаю этот запах, улыбаясь.
За нами тут же колонной выстраиваются вновь прибывшие участники и просто зеваки, решившие провести вечер выходного вне дома. Сотни иномарок собираются в несколько рядов вдоль дороги.
Массивные обвесы, яркий раскрас, огромные спойлеры.