Сводные... Запрет на любовь...
Шрифт:
«Здесь все еще пахнет свежей краской и теплыми от клея стенами. Окна не открывай. Животное взял в заложники. Вернешься, сдавайся в плен в квартиру этажом выше.»
Я, в принципе, и не против!
Быстро разбираю чемодан и отношу вещи в ванную. Хочу закинуть их в стиральную машину. Открываю дверцу, и из нее тут же вываливается влажная одежда. Моя и Яра вперемешку.
Забыл развесить?
Цепляю охапку, затаскивая на сушилку. Развешиваю, аккуратно разглаживая
Хлопаю ресницами, глядя на черный кружевной бюстгалтер и охреневаю на мгновение.
Я держу в руках чужой лифчик!
Черный, сексуальный, без всяких поролоновых вкладышей. И размер такой, что мне из него в пору головной убор делать!
Это Давыдовой, бьется пульсом глубоко в подсознании… Но меня это все-равно не успокаивает.
Мой третий с натяжкой, там даже сиротливо рядом не стоит!
Ну вот зачем я ему такая?
Маленькая, непонятная, в шрамах и… по сравнению с «этим»… практически без груди!
Раскидываю оставшиеся шмотки как попало на сушку и сматываюсь из квартиры. Взлетаю на этаж выше и что есть силы трезвоню в дверь Никитина.
Открывает с третьей попытки. Сонный, растрепанный с расфокусированным взглядом и все еще не понимающий, от чего я такая взмыленная.
– Если это подарок на вырост, то ничего не выйдет. Я честно жрала в себя капусту весь подростковый период, – свешиваю на указательном пальце черное кружевное чудо перед его лицом. – А если толстый намек на мою маленькую грудь, то под нож я лягу только вместе с тобой.
– Мне что увеличивать будем? – беззастенчиво переводит взгляд с моей груди на лифчик, постепенно расплываясь в улыбке.
– Нос, – выпаливаю возмущенно и скрещиваю руки на груди. – Говорят, он должен быть пропорционален половому органу мужчины, а у тебя он как-то… не соответствует…
– Боюсь, после такой ринопластики, я перестану соответствовать вашим требованиям.
– Недооцениваешь себя, Никитин! Будешь у меня горным… – хочется сказать «орлом», но я вовремя одумываюсь. – … козлом… По крайней мере, скрывать свою сущность не придется под всей этой маской взаимной любезности.
Смотрит на меня оценивающе.
– Нормальная у тебя грудь, – смеется уже почти в голос. – Ты ведь меня не по таким же параметрам выбирала, верно?
– Фу! – хмурю недовольно брови. – О чем ты вообще думаешь?!
– Пытаюсь объяснить, что не всегда размер в отношениях играет решающую роль, – затягивает меня внутрь квартиры, запирая двери. – Иди ко мне.
Откидывает в сторону чужое белье, подбрасывая меня на руки и прижимая к стене.
– Я соскучился, – выдыхает, закусывая поочередно мои губы. – И меня в тебе все устраивает. Не придумывай.
– Тогда какого хрена в моей стиралке делает чужой лифчик?
–
– Ты, конечно, мастер образных отмазок, но прошу тебя… Давай не сегодня… – обхватываю мужскую талию бедрами и пробираюсь пальчиками в его шевелюру, оттягивая его голову от себя.
Закатывает глаза, подготавливая речь.
– Всего лишь не успел пересортировать вещи, прежде чем закинуть в стирку, – тяжело вздыхает. – Отвлекся на телефонный звонок… Больше никаких лифчиков, обещаю. И на тебе тоже. Мне нравится видеть тебя без всяких дурацких тряпичных украшений.
Покрывает кожу поцелуями, заставляя замирать дыхание от каждого его прикосновения, но мне все-равно как-то не по себе. Не потому, что ему не верю. Просто чувствую, что он ведет себя странно.
– Яр? – отрываю его от себя. Мычит вопросительно, скидывая с меня обувь и закашливается в плечо. – Посмотри на меня. Отпусти, слышишь?
Упрямо относит меня на кухню, усаживая на столешницу.
– Ты голодная?
Взгляд расфокусированный. Синяки под глазами. И даже на фоне его смуглой кожи, выглядит он не лучшим образом.
– Я уставшая, но не голодная, – притягиваю парня к себе за воротник футболки. Касаюсь губами широкого упрямого лба, подтверждая подозрения. – Ты горишь, Никитин! Градусник есть?
– Это просто реакция организма на стресс, – качает отрицательно головой. – Я наконец-то закончил с бумагами отца в офисе. Работали по ночам, вот и вымотался.
– А ремонт в квартире когда делал?
– Днем, – кивает улыбаясь. – Нужно было отключить мысли.
– Еще бы, – бурчу под нос настороженно. – У тебя по ходу от краски и клея не только мысли, но и мозг отключился.
Я вижу, как его ведет. Взгляд плавает.
Помню его таким лишь однажды. После моей операции. Он настолько волновался, что не спал несколько дней и практически ничего не ел.
Мы тогда поругались, сразу… сильно… Как только я отошла от наркоза в реанимации.
– Ты спал? – обеспокоенно прикладываю ладошку к мужской заросшей щеке.
– Немного, – устало трется о нее щетиной и слегка касается губами, обдавая кожу горячим дыханием. – Без тебя как-то плохо засыпается.
– Ел что-то?
– Не помню.
– Яр, что происходит? – не выдерживаю я.
– Ничего особенного, – улыбается, глядя мне в глаза. Но у меня от его улыбки, кошки на сердце скребутся. – Я просто вернулся домой.
Папа…
Осеняет догадкой, и я молча сглатываю. Иногда чувствую себя большей дочерью в их семье, чем собственный сын. Отец никогда не стесняется с Яром в выражениях, если его что-то не устраивает.
– Ложись в кровать, – прошу парня. – Я вниз за лекарствами и вернусь, договорились?