Сводный монстр

Ветрова Роза

От произнесенных им слов он вдруг смутился, будто просил о чем-то невозможном. Но на моем лице расплылась счастливая блаженная улыбка.

— Дурак, тебе голову надуло что ли? Ты еще не понял? Я испытываю к тебе самые сильные чувства, и, конечно же, я останусь.

Это не пустые обещания, и не запальчивые слова. Я действительно без него уже не смогу. Я без него — не я. Мое место подле него. И, конечно же, мне страшно, ведь если он меня обидит, боюсь, что не смогу пережить эту боль. Так сильно я его люблю.

— Я люблю тебя, — вдруг бросил он, словно прочитал

мои мысли. — Всегда любил, с тех самых пор, как увидел. Просто еще не осознавал, насколько ты мне дорога. Хочешь быть со мной? Точнее не так… Прошу тебя, будь со мной. Не исчезай, будь всегда рядом.

— Я тоже… — прошептала я, положив голову ему на колени, тут же чувствуя, как его рука зарывается в мои волосы, с томительной нежностью перебирает пряди.

— Что? — он, кажется, боится поверить в услышанное.

— Я тоже люблю тебя, — поднимаю голову и задумчиво смотрю в синие глаза, что сейчас сверкают ярче всяких сапфиров. — Пообещай мне, что ты не причинишь себе больше вреда. Хотя бы постараешься?

Его скулы налились румянцем, и он кивнул.

— Обещаю.

С той ночи наша жизнь изменилась, мы тоже изменились. Мы старались проводить как можно больше времени вместе, часами могли пить глинтвейн на холодном балконе, укрывшись одним одеялом, хихикали на пару за ресепшеном. Старый Йорн только качал головой, глядя на нас, и улыбался, ворча на своём языке.

Все ночи мы проводили вместе, почти всегда оставаясь у Макса. Он поправлялся, гипс с руки уже сняли. Вместо кресла он теперь передвигался с помощью одной костыли.

Макс прочно привязал меня к себе своей пылкой любовью, страстными и ненасытными желаниями. Своим противоречивым характером. И в ответ себя всего отдавал без остатка. Никогда в жизни я не чувствовала себя такой желанной и любимой. С моих губ не сходила вечная счастливая улыбка.

Ровно до одного знаменательного момента.

Возвращаясь однажды с обеда на ресепшен, я вдруг замерла, чуть не споткнувшись на ровном месте, затем быстро спряталась за угол. В главном холле никого не было, кроме Макса и… Паулы. Они о чем-то тихо переговаривались, на немецком, конечно же. Паула все время плакала, вытирала слезы носовым платком. Макс стоял неожиданно бледный, вся краска ушла с его лица. Он уставился заторможенным взглядом куда-то в сторону, не глядя на бывшую девушку.

Жгучее любопытство съедало, но слишком Паула была на себя не похожа. Стояла вся такая жалкая и растерянная, косметика размазалась от слез. И все равно красивая. В голову бьет неприятная мысль, что сучилось что-то нехорошее.

Протянув руку к его лицу, она дотрагивается ладонью до его щеки, но парень легонько уклоняется. Она говорит что-то еще, и Макс с силой хватает ее за плечи, слегка потряхивая, словно приводя в чувство. Блондинка начинает плакать пуще прежнего, а он отпускает ее и уходит, прихрамывая в сторону, безостановочно качая головой. Как будто отказывался верить услышанному.

После его ухода, Паула вытерла слезы и направилась к выходу, но краем глаза заметила меня, потому что я стояла, уже не скрываясь. Честно говоря, я хотела

чтобы Паула меня увидела. Оставаться в неведении выше моих сил. Мне нужно было знать, что происходит.

Девушка растерянно захлопала ресницами, оглядев меня с ног до головы, но затем осторожно подошла ко мне, сделав несколько шагов навстречу.

— Здравствуй, Вера.

— Привет. — Удивление от ее странного, довольно дружелюбного приветствия отражается на моем лице, потому что она горько усмехается.

— Я знаю, что ты любишь его, — на этих словах она смахивает слезинку с уголок глаза, и усилием воли продолжает. — Может и правильно, что я тебя сейчас встретила. Может, хотя бы ты поймешь, раз он не может.

Она сглатывает и продолжает, дрожащими пальцами затеребив края платка.

— Я беременна от него. Жду ребенка. Но Максу сказала, что если он ко мне не вернется, то ребенка я не оставлю. Считайте хоть шантажом, хоть капризом. Мой ребенок не будет расти вдали от отца. Или вместе или никак. Ты умная девушка, Вера. Не разрушай жизни, пожалуйста. Поезжай отсюда, оставь все. Тогда ему не придется делать такой сложный выбор.

Все это время я стояла буквально оцепенев. Слова словно на незнакомом языке гулко бились в железную непробиваемую корку моего сознания. Макс станет отцом. Паула ждет от него ребенка. Два предложения, от которых все поплыло и закачалось.

Но где тогда место в его мире для меня? Есть ли оно вообще или все-таки было изначально призрачным?

И почему сердце бьется так пугающе спокойно, хотя я знаю, что от такой новости мне хочется выть громко и протяжно?

Глава 29

Тихо сходить с ума, с разъедающей грудь тоской разглядывать растущий живот Паулы — этого я не смогу перенести, а потому приняла решение уехать. Боялась, что Макс будет уговаривать остаться, и, с обратной стороны, так хотелось, чтобы у него это вышло. Эгоистично хотелось быть единственным центром вселенной для него, но теперь это казалось абсолютно невозможным.

О, мой Бог… О чем я вообще?! Какой центр вселенной? Он станет отцом, папой для малыша или малышки. Будет впервые купать своего ребенка, качать, когда у него будет болеть животик, успокаивать, любить, смешить… Первые шаги, первые слова. Детский сад, затем школа. Ребенок — это целая жизнь, совсем другой мир. И это не мой ребенок. Ребенок чужой женщины. И как бы мне не было больно, я не могу не отступить. Мне и впрямь между ними не место.

Как поется в одной песне — «Я не в масть, как черная невеста».

Уехать, не попрощавшись — было слишком гнусно, после всех признаний между нами… Макс этого не заслужил.

Но по-другому я не могла.

Второпях хватала свои вещи и пихала в сумку, чтобы сбежать, как последняя трусиха. Придерживая телефон плечом, покупая новый билет, чуть ли не крича в трубку бедному оператору, чтобы дали билет на ближайший рейс…

Но Макс даже не искал меня, не звонил. Скорее всего тоже переживал сейчас бурю эмоций. Я же сама видела его застывшее бледное лицо. Он был в шоке. Похлеще моего.