Своё никому не отдам
Шрифт:
Дед оказался сильно старым, сухим и почти невесомым с виду, долго спрашивал у Натальи кто она такая и какое родство их связывает. Сын этого патриарха и его невестка — родители Милены, а Наталье — дед и бабушка, тоже далеко не юны, но пребывают при ясной мысли и твёрдой памяти, заняты внуками и скотиной на подворье. В поля их уже давно не берут — есть и без них кому управляться на нивах и в лесах. Вся деревня — родственники, и Гришиной спутнице с каждым надо было обменяться словечком. Это называлось «проведать родню». Переходили из-за одного стола за другой и выслушивали бесконечные рассказы о неинтересных событиях с незнакомыми царевичу людьми. Было
Печи без труб, дым из которых выпускается через окошки. Бычьи пузыри вместо стёкол. Столы и лавки ничем не окрашены, да и непонятно, струганы ли они были когда-то, потому что от скобления былую ровность или неровность (выбрать наугад) потеряли. Пол деревянный покрыт шкурами и половиками, но под ними выглядит грубым, шероховатым, хотя и устроен плотно. Не дует оттуда.
Мох в щелях между брёвнами сруба положен обильно, что говорит о не слишком тщательно сопряжённых венцах. Утварь очень грубая и скудость видна во всём, в инструментах и в одежде в отсутствии даже намёка на резные наличники или иное украшение. Освещение только лучиной. И при этом, выглядит всё это довольно опрятно. Ни вони, ни грязи, если не считать постоянного запаха горящих дров.
Даже бедностью это назвать язык не повернётся. Да и не верно было бы такое слово. Пищи вдосталь. Капуста квашеная, овощи, грузди. Каши и хлеб, мясо и сало — праздник для брюха. Скорее назвать это следует примитивностью. Или патриархальностью.
Между разговорами помянули кого-то из Натальиных сверстниц. Родами она померла, так и не разрешившись от бремени.
Пока подруга общалась, Гриша и по окрестности походил. С деревенскими пацанами подрался, а заодно вызнал, что, когда надёжно охолодает, пойдут мужики на новое место участок под пашню расчищать, и подростков с собою возьмут, чтобы обрубали сучья и кашеварили.
Вот так царевич и заглянул в мир, среди которого жил с младых ногтей, но не знал его, не понимал, что подавляющее большинство людей обитает в условиях, не то, чтобы совсем негодных, но сам он так жить не хотел бы. Во всяком случае — долго не хотел бы. В военном походе или путешествуя через необжитый край, может быть, обстраиваясь на новом месте. Это да, понятно. Но всю жизнь — нет. Слуга покорный.
Собственно, в домах деревенских он раньше бывал только в Царёвке. Народ там лучше устроен. Может оттого, что обитая вблизи богатого терема, люди видели лучший пример, да и оседлость сказывается? Вот ведь незадача какая! Выясняется, что множество народу живёт не плохо, как он полагал, а ужасно плохо. Даже холопы, обитающие при мастеровых в городе, и то удобней устроены и лучше обеспечены, чем большинство землепашцев.
С такими мыслями и шагал Григорий потихоньку через лес, не особенно поглядывая по сторонам. Наталья уже свернула в сторону дома своей матушки, а он привычно направился к терему, погруженный в свои думы. Топот копыт многих лошадей, приблизившийся сзади, заставил его сойти с тропы, давая дорогу конным. Узко здесь, даже соступил на пятно непокрытой снегом листвы. Тонок ещё зимний покров, пропитан влагой и чавкает даже под лыжами.
Всадники одеты богато и знакомых лиц среди них не видно, что странно. За последнее время, кажется, всех мало-мальски значительных людей на острове царевич встречал. Одеты, однако, на рысский лад — шубы, крытые атласом, короткого плотного меха шапки, похожие на ведёрки, кверху шире. Сапоги сафьяновые и богато
Гриша учтиво поклонился, полагая, что они проследуют мимо и не сильно его обрызгают, хотя тропу перепашут, чем дальнейшую дорогу ему затруднят.
— Ты почему, смерд, шапку не снимаешь? — верховые остановились, и передний решил заняться воспитанием сиволапого — а одет Гриша крестьянионом. Заскучал, видать, в дороге. Молодой парень, юнец, можно сказать, тремя или четыремя годами старше.
— Здравствуйте, господа! — не понравилась царевичу педагогическая затея незнакомцев, у него насчёт вежливости другие понятия. — Холодно нынче, чтобы босой-то головой кивать.
— А поклониться в пояс, значит, тебе снег мешает? — колонна уже стянулась за остановившимся вожаком, который продолжает потешаться. Точно, издалека ехали и совсем в дороге заскучали. Держаться, однако, гуськом — конным тут вдвоём никак не встать бок о бок.
— А сами-то чего кулями сидите? Коли к незнакомцу обратились, скажите, кто вы таковы, да какое дело имеете. А расспрашивать человека о причинах его действий, не обосновав причин своего любопытства — это в обычае деток малых, до отрочества не доросших, — понятно, что одетый в простой овчинный полушубок подросток производит впечатление деревенского паренька, и отповеди от него никто не ожидает. Это такой эксперимент на внезапность, который царевич решил произвести над путниками.
Рискованный, однако, опыт он поставил. Свист плети ожидаем, и быстрый шаг в сторону позволяет пропустить удар мимо. Жалко ведь доброго полушубка. Привык он к нему. А как ведёт себя бич, прошедшей мимо цели при таком ударе, знает прекрасно. Подхватил конец палкой, так что тот обвился, и лыжей на неё наступил, да так ловко, что рука бьющего осталась вытянутой, а корпус, наклоненным в его сторону, поскольку петля на рукоятке охватила запястье.
— Это же самое, только без плети, ещё разучить бы тебе, о путник, да не боком, а как все люди, прямо сидючи, — кажется, Гриша разухарился и его понесло.
«Ох, не доиграться бы», — пронеслось в голове. А тут ещё смех товарищей незадачливого учителя и его же покрасневшее от гнева лицо.
Нет, обученный воин недолго пребывал в неудобной позе. Извернулся и рука его, выпустив плеть, пошла к левому невидимому боку, туда, где должна быть рукоять сабли незадачливого педагога.
«Худо дело». Перерезав ремешки лыж, царевич юркнул под ветви ели и задал стрекача, отводя второй, оставшейся в руке, палкой деревца подлеска. Тут его никому не догнать.
— Я тебя ещё найду и шкуру-то спущу, — донеслось издали.
На подворье терема он проник через старую добрую дырку в заборе. Всадники-то не иначе, как сюда направлялись, так что встречаться с ними нежданно-негаданно не хотелось. Уже добравшись до своих покоев, крикнул, чтобы баньку истопили, а сам уселся возле окошка, просмотреть накопившиеся за время его отсутствия послания. Вскрывал конверты, свитки и просто сложенные листки, запечатанные воском. Немного было новостей и сами они не так уж любопытны. Федот рапортичку составил, сколь чего прибыло и потрачено, да осталось. Выписка из донесений наблюдательных постов — на севере казаки снова наказали шайку чурсайцев. И чего эти недотёпы там забыли?