Своенравная красавица
Шрифт:
Глава 7
ОБВИНИТЕЛИ
Когда серый рассвет забрезжил на небе, Черити вернулась в Маут-Хаус. Тяжелые тучи низко нависли над землей, и даже воздух, казалось, отяжелел. Даррелл дошел с ней до ручья под холмом, а дальше она не позволила ему провожать ее, чтобы кто-нибудь не увидел их вместе. Он нехотя отпустил ее, и она перебралась через поток, струящийся среди камней. Черити оглянулась — Даррелл так и стоял у кромки рощи, но ей почудилось, что их уже разделяет неизмеримая даль.
В доме все было тихо,
Она совсем собой не владела, с трудом держалась на ногах, раздраженно пресекла вопросы любопытного ребенка, одела его второпях и с малышом на руках кинулась в холл, где каждое утро весь дом собирался на молитву. Только серьезное недомогание признавалось приемлемым извинением для отсутствующих.
С лестничной площадки Черити услышала голос Джонаса, уже читавшего молитвы, и поняла, что опоздала даже больше, чем предполагала. Прерывать его нельзя было ни в коем случае. Но поскольку Черити не осмелилась пропустить молитву, она отступила назад, спустилась по черной лестнице и проскользнула скромно в холл через заднюю, дверь, встав вместе с ребенком за спиной самых низших слуг. Черити опустилась на колени и склонила голову, но успела заметить, что Джонас бросил многозначительный взгляд в ее сторону.
Пока тянулись нескончаемые молитвы, Черити стояла на коленях, не прислушиваясь к произносимым словам, но и не в силах обрести привычное утешение, молча молясь в душе. Остались только слабость, удары боли в висках и мрачная подавленность. Все это навалилось на нее так же тяжело и безжалостно, как предгрозовая жара, овладевшая всей округой. Один раз послышался низкий отдаленный раскат грома, и малыш прижался к Черити, схватив ее за руку. Он боялся грозы.
Наконец прозвучали последние слова молитвы, и домочадцы поднялись, ожидая, когда Джонас, его мать и сестра покинут холл. Для всех остальных это означало, что можно приступать к своим разнообразным обязанностям. Однако ожидаемого сигнала не последовало. Джонас, вытянув шею, посмотрел туда, где стояла Черити, и повелительно поманил ее пальцем:
— Ты выбрала сегодня утром место среди самых низших слуг, кузина! — Его голос, в котором, как часто бывало, звучала ядовитая насмешка, заставил всех повернуть головы в ту же сторону. — Подойди сюда, ко мне.
Черити с маленьким Дарреллом, вцепившимся в ее руку, медленно двинулась вперед, слуги расступились, давая ей дорогу. Значит, Джонас вознамерился унизить ее, сделав выговор за опоздание перед всем домом. Она подавила вспышку негодования и спокойно, с высоко поднятой головой подошла к нему.
— Сегодня ты почему-то опоздала на утреннюю молитву, — заметил Джонас, когда Черити остановилась перед ним. — Тебе прекрасно известно, что я не выношу подобного поведения.
— Прошу прощения, кузен. — Усилием воли Черити заставила себя говорить твердо и безучастно. —
Несколько секунд он молчал, ядовитая усмешка все еще играла в складках губ, но в голубых глазах сверкнуло злорадство, пробудившее в Черити тревогу, а этого ей не хотелось показывать. В ответ она холодно посмотрела на Джонаса, зная, как его раздражает, что она одного с ним роста и ей не нужно поднимать глаза вверх, чтобы взглянуть на него.
— Ну еще бы! — Джонас намеренно говорил громко, чтобы слышали все. — Если бы ты добродетельно спала в своей постели, госпожа, ты, быть может, встала бы вовремя.
Черити услышала вздох изумления и недоверия, пролетевший по холлу за ее спиной, но сознание не зацепилось за это, настолько велик был шок от его слов. Черити быстро взглянула на свою тетку и на Сару и увидела, что для Элизабет это обвинение не явилось сюрпризом. Не зная, как себя вести, Черити требовательно спросила:
— По какому праву, кузен, ты так оскорбляешь меня?
Она была довольна, услышав, что голос ее звучит ясно и рассерженно. Джонас продолжал с издевкой смотреть на нее.
— Будь уверена, мои обвинения не беспочвенны, — сказал он и обратился к своему камердинеру: — Подойди сюда, Стоутвуд, и повтори то, что ты рассказал мне. Пусть все присутствующие знают, что я не попусту черню свою кузину.
Дэниел Стоутвуд подошел к ним, поклонился подобострастно миссис Шенфилд и с нескрываемым удовлетворением перевел взгляд на Черити.
— Как прикажете, ваша честь, — сказал он хозяину и повернулся к собравшимся: — Ночью было чересчур жарко, я не мог заснуть и высунулся из окна над конюшенным двором и вот в полуночь вдруг слышу: дверь внизу отворяется, и рычит собака. Смотрю, а это мисс Черити торопится через двор к воротам. Похоже, странные вещи творятся, раз она вышла из дому в такой час. Так я подумал — и за ней. Она пошла в Дауэр-Хаус.
И сразу все вокруг зашептались, забормотали, заохали: какое разоблачение! Слуги вообще-то не желали зла Черити, но столь удивительные события слишком редко нарушают однообразное течение жизни, и теперь все ждали с алчным нетерпением: а дальше-то что? Стоутвуд, сполна наслаждаясь своей сиюминутной важностью, продолжал:
— В комнате на первом этаже горел свет. Она постучала в раму, сэр Даррелл Конингтон открыл дверь и впустил ее в дом. Я видел, как они вместе вошли в комнату, но сэр Даррелл без промедления закрыл окно и задернул шторы. — Стоутвуд сделал паузу, но при этом красноречиво пожал плечами и состроил многозначительную мину. — Тогда я отправился домой, но наблюдение не снимал и потому увидел, как на рассвете она крадучись вернулась домой.
В напряженной выжидательной тишине, которая последовала за этим рассказом, все глаза уставились на Черити, все уши насторожились, чтобы ни слова не пропустить. Она стояла прямо перед своими обвинителями, так что, кроме них, только миссис Шенфилд и Саре было видно ее лицо. А все остальные видели высоко поднятую голову и гордо расправленные плечи.
— Ну, кузина? — подстегнул Джонас. — Тебе нечего сказать? Признай хотя бы, что я не голословно обвиняю тебя в распутстве.
Черити с трудом приходила в себя, ошеломленная точным отчетом Дэниела Стоутвуда о ее визите в Дауэр-Хаус. Она знала, что отрицать это бесполезно. Даже если бы этот человек лгал, Джонас все равно скорее поверил бы ему, а не ей.