Свои и чужие
Шрифт:
— И служит? — Самым преданным образом.
— Черт побери, после такой науки я и сам бы взмыл в воздух, — засмеялся Патоля.
Но молчавший до сих пор Чубарь сказал ему с издёвкой:
— Для этого надо быть орлом.
Странно, но рассказ Береснева не только поразил Чубаря, но и удручил. Правда, он не мог объяснить почему.
Тем временем они уже выезжали из леса.
Впереди холмилось убранное поле, на котором далеко виднелась песчаная дорога. Она извилисто взбиралась на самое высокое место и под уклоном поля пропадала из глаз.
— Надо
Его примеру последовали остальные. При этом как-то само собой получилось, что по один бок дороги, отставая на несколько шагов от телеги, пошли Береснев с Патолей, по другой — Поцюпа с Чубарем.
— И все-таки ты не ответил мне, — тихо сказал Поцюпа, — что это за люди? И вообще, откуда ты взялся вдруг, почему тут, а не на фронте?
— Так вышло, что не на фронте, — тоже вполголоса ответил Чубарь. — Долго рассказывать. А это, — он мотнул головой назад, — партизаны. Из Москвы. Целый отряд.
— И давно ты с ними?
— Нет. Со вчерашнего дня.
— А они давно ли тут?
— Ты имеешь в виду — в оккупации, в тылу?
— Нет, у нас, в Забеседье?
— Думаю, что не очень.
— А куда направляются теперь?
— В Мошевую.
— И угораздило же меня догнать вас!
— А мне так прямо повезло.
— Ещё бы. Кому не хочется на дармовщину подъехать?
— Я не про это.
— А про что?
— Дело у меня к тебе есть.
— Когда это оно объявилось?
— Как только увидел тебя. А сам об этом думаю давно. Верней, со вчерашнего дня.
— А от них скрываешь?
— Как тебе сказать… Не то что скрываю, однако в этом деле они сами по себе, а я сам по себе.
— Тогда говори.
— Мне надо знать наверно, остался ли кто в районе для подпольной работы?
— Ты считаешь, я в курсе?
— А кому же быть в курсе, если не тебе, бывшему оперативному работнику?
— Ну, это ты слишком. Я по мелочам больше, как говорят, бумажный червь.
— И все-таки?
— А ты что, ходишь вот так из деревни в деревню и спрашиваешь?
— Да я сам знаю, что это не лучший способ. Но что поделать. Командир ихнего отряда тоже интересуется. Так что…
— А они вправду из Москвы?
— Говорят, что из Москвы.
— А если вдруг нет?
— Как это понимать?
— А так. Может, они не те, за кого себя выдают?
— Нет, тут дело чистое.
— Откуда у тебя такая вера?
— Знакомый мой в отряде.
— Допустим. Но…— заколебался Поцюпа. — Словом, дело это деликатное. По правде говоря, лучше так: я тебя не видел, а ты — меня.
— Не доверяешь?
— Просто не имею права заводить подобные разговоры. Вот если бы ты подождал денёк-другой, а я бы подумал, посоветовался кое с кем… Может, кто знающий и попался бы.
— Ну, что ж, в таком разе…— Чубарь помолчал, потом спросил: — А теперь ты куда?
— В Мошевую. К одному знакомому садовнику. Верней, к садовому сторожу. Яблок надо взять. У нас в деревне садов мало, вот дети и попросили, чтобы привёз.
— Дивны дела твои, господи.
—
— Когда-то знавал Рыгайлу, Ефременко. Но теперь не уверен, что они в деревне.
— А я слышал, что как раз оба сидят по домам — и Рыгайла, и Ефременко.
— Значит, дела мои не так уж и плохи!
— Ты, Чубарь, как-то странно рассуждаешь. Ежели не этот, так тот. С чего ты взял, что связь надо искать тут? — Я уже говорил намедни одному человеку, и тебе скажу — нюхом чую. И в августе меня вызывали на совещание сюда. Вот я и рассуждаю теперь, что дело важное тогда решалось. Как раз перед тем как отступить нашим войскам из района. Значит, и вправду не просто так вызывали. Да и вызов-то был подписан Маштаковым.
— Дак почему не явился, ежели кликали?
— Обыкновенное дело, занят был в колхозе эвакуацией. Ничего, мол, думаю, не случится, если меня одного и не досчитаются. Кто ж знал, что немцы фронт на Соже прорвут и наши опять отступать примутся?
— Ладно, Чубарь, давай-ка опять забираться на телегу да погонять лошадь. Кличь своих партизан, а то дорога под гору пошла.
И впрямь за разговором этим они и не заметили, что осталось уже позади поле, на горбе которого топырилась оплетённая молодой паутиной стерня, и дорога круто покатила вниз, постепенно выпрямляясь и твердея. Потрюхала лошадь, даром что походила на ломовую, почуяв сзади накат колёс, стала быстрей перебирать ногами без понукания. Вспрыгнув на телегу, Чубарь со злостью подумал:
«А ну его к черту, этого Поцюпу!… С ним говорить что гнилую репу жевать. В конце концов никто меня к стенке не поставит, если я не найду в Мошевой нужной связи. Хотя, конечно, она и мне в самый раз теперь была бы. Интересное дело, нащупал ли уже какие подходы насчёт этого Зазыбы? — помотался немного на тряской телеге и снова подумал: — А все-таки знает что-то этот Поцюпа! Недаром с армией на восток не ушёл. Ему, с его прежней должностью, мало что светит тут, кроме… Да, на предателя не похож, не станет он этим заниматься, а вот что про мошевских не сказал мне ни слова — это, может, теперь самое главное. Не он, так Рыгайла с Ефременко дадут совет».
По правую руку от дороги пошли одна за другой болотины, поросшие в серёдке осокой и болотным хвощом, а по краям — блестящей, будто посеребрённой лозой, которая дробно трепетала листьями на чуть слышном ветру. По правую же сторону открылась взгляду и деревня. Она выглядела так же, как и все другие селения в этом бывшем приграничье, [5] не лучше, не хуже, с соломенными крышами на избах и гумнах, с кривыми вербами вдоль улиц и с бесконечными изгородями вокруг своих огородов..
5
В старые времена тут, в десяти километрах от Беседи, проходила граница с Великим княжеством Литовским, а позже — между Польшей и Россией