Свой среди чужих, чужой среди своих
Шрифт:
Машинист выглянул из окошка паровозной будки. Увидев людей и лошадь на железнодорожном полотне, он что-то сказал своему помощнику, наверное, выругался, но слов из-за грохота не было слышно, и потянул на себя; тормозной рычаг.
Поезд медленно замедлял свой бег. Проснувшиеся на крышах пассажиры смотрели на высокого, тонкого в талии молодого человека в венгерке, накинутой на плечи.
А есаул, по-прежнему улыбаясь, не спеша вытянул из деревянной кобуры маузер и выстрелил в воздух.
И в то
А есаул смотрел на них и весело улыбался, легкий ветерок шевелил его белесые кудри. И мальчишка, державший под уздцы светло-гнедого жеребца, тоже улыбался.
Вопль ужаса прокатился по остановившемуся поезду. Люди прыгали с крыш на землю, тащили тяжелые мешки и корзины, метались, не зная, куда бежать. Захлопали беспорядочные выстрелы.
У самой кромки тайги, там, где начинался можжевеловый колючий кустарник, стояли наготове подводы, целый обоз подвод, и возчики терпеливо дожидались своего часа.
Мимо телег проскакал на вороной кобыле худощавый и гибкий парень-казах Кадыркул. Одной рукой он держал повод, в другой сжимал наган. Длинные, до плеч, черные волосы развевались по ветру.
Банда есаула оцепила поезд. Спешившиеся бандиты отнимали у воющих, причитающих пассажиров мешки, котомки, сундуки и корзины. Изредка грохали выстрелы. Кто-то вспорол шашкой перину, и пух белыми и черными хлопьями поплыл в воздухе. Слышалось всполошенное кудахтанье кур, крики людей, ругань, звон разбитого стекла.
Из тайги тем временем выполз обоз. Подводы загрохотали через перелесок к поезду. Возчики, стоя на телегах во весь рост, стегали лошадей.
Турчин, выглянув в окно, обернулся с перекошенным лицом.
— Банда! — крикнул он.
К Турчину подошел Лемке. Оба смотрели, как по перелеску наметом мчались лошади, как они окружали кольцом поезд и кольцо это быстро сужалось.
— Сабель двести... — сказал Турчин. — Ах, черт, как сердце чувствовало! Уж слишком все хорошо складывалось!
Лемке не ответил. Лицо его было спокойным, глаза прищурены.
Лебедев здоровой рукой вытащил из-под лавки баул, спросил:
— Черт возьми, господа, что же делать?
— Все шло как по маслу, и вдруг такой компот! — Турчин от досады скрипнул зубами.
— Они перестреляют нас, как курей! — захныкал Лебедев.
Турчин повернулся к нему, заорал:
— Спрячьте баул, идиот! Или вы хотите показать всем, что там лежит?
Лебедев поспешно сунул баул под лавку. Лемке секунду наблюдал за ним, потом шагнул к двери купе.
— Никуда не выходите, — обернувшись, сказал он. — Попробую достать другую одежду.
— Лемке! Ротмистр! — позвал Турчин
— Что «все»? — переспросил Лемке.
— Вы знаете, о чем я говорю.
— Я вас понял, господин капитан! — Лемке небрежно козырнул и вышел из купе, подумав: «Он меня знает! Нет, брат, ты меня мало знаешь, армейский вахлак!»
Он закрыл на ключ купе. На всякий случай проверил.
В купе остались Турчин и Лебедев. Первый смотрел в окно, второй сидел на лавке, поддерживая здоровой рукой раненую, говорил:
— Какое-то фатальное невезение, господи, все пропало... Все в поезде думают, что мы чекисты. И эта их форма...
Здоровенный казачина в полушубке, надетом прямо на голое тело, остановил лошадь как раз напротив окна, маханул по нему шашкой.
Посыпалось со звоном стекло. Турчин отшатнулся в сторону, прицелился из нагана. Выстрел в маленьком купе прозвучал оглушительно. Казачина завалился на бок, стал медленно сползать с седла, но, падая, успел несколько раз выстрелить. Лошадь рванула и понесла.
Турчин упал. Лебедев кинулся к двери купе, хотел открыть, но ручка не поддавалась.
И тут к вагону подскакал казах Кадыркул. Прежде чем вскочить в разбитое окно, он трижды выстрелил в купе.
Подпоручик Беленький отстреливался, лежа в тамбуре, когда появился Лемке. Несколько бандитов спешились и полукольцом ползли к вагону.
— Что делать, Лемке? — обернувшись, спросил Беленький.
Лицо его было измученным и несчастным.
— Не знаю, не знаю, но у меня другого выхода нет... — пробормотал Лемке и выстрелил в подпоручика. Тот вздрогнул, ткнулся лицом в пол.
Лемке метнулся по коридору к купе, в котором были Турчин и Лебедев. Открыл дверь.
Прямо у его сапог оказалась голова Турчина. Лебедев, скорчившись, лежал на лавке. Окно разбито, на деревянных стенах следы от пуль. Убиты оба...
Лемке заглянул под одну лавку, потом под другую, пошарил: баула не было. Все оказалось напрасным... В отчаянии он схватился за голову.
В коридоре послышался топот сапог, и Лемке проворно юркнул под лавку. В купе заглянули бандиты. Один в тельняшке, перетянутой патронными лентами.
— Нема никого, — сказал он.
— Кажись, чекистов укокали, — бросил другой.
— Ты шо у них шукаешь? Разве у чекистов когда шо в карманах было?
Они вышли из купе, шаги стихли в коридоре. Лемке выбрался из-под лавки, выглянул в окно.
Грабеж подходил к концу. Двое бандитов, хохоча, гонялись по насыпи за курицей. На подводах — мешки, сундуки и корзины.
Есаул подскакал к паровозу, махнул машинисту рукой, крикнул тонким, мальчишеским голосом: