Своя Беда не тянет

Степнова Ольга Юрьевна

— Может, и слеза, может, и китайская, может, и валюта. Только гадость редкая, эта ваша «Антовка». — Она выплеснула остаток водки в кактус, и я грустно подумал о том, что Кузя теперь точно загнется. Зря я его уволок из учительской. — Сдуреть можно, водку из Ташкента переть! — Беда с интересом смотрела, как сухая земля впитывает жидкость. — В Сибири все свое. И водка. И даже землетрясения.

— А знаете, я у вас тут действительно поживу! — заявил вдруг Александр Григорьевич. — У меня дома, знаете, холостяцкий

разгром. Жена от меня ушла и теперь мою однокомнатную квартиру разменивает. Господи, как это мерзко, муторно и гадко! Я поживу тут, душой отдохну! Надирочка, вы не против?

— Надирочка не против, — из своего угла ответил Возлюбленный с набитым ртом.

Надира, жевавшая плов, взяла рюмочку и одним глотком осушила ее. Я думал, у нее язык развяжется, но она молча закусила самсой и молча уставилась на Плюшко темными, раскосыми глазами.

— Живите, живите, — усмехнулась Беда. — Хуже не будет.

— Ой, спасибо! Я по хозяйству помогать буду! В этой квартире столько душевного тепла, уюта, и пахнет пирогами! За всю свою жизнь я ни разу так вкусно не ел! И у меня никогда не было столько друзей! Поживу у вас, хоть немножечко! Только кота своего перевезу завтра!

— Барсика? — подозрительно спросила Беда.

— А откуда вы знаете? — почему-то смутился Александр Григорьевич.

Элка встала и вышла из кухни. Мне показалось, что она мне хочет что-то сказать, и я поплелся за ней. Она стояла в комнате, между тюков, и листала «Коран». Потом поставила его на полку и взяла «Партнерский секс».

— Слушай, а на фига тебе «Партнерский секс»? — съязвил я.

— Лучше спроси, зачем мне «Коран».

— Зачем?

— Чтобы понять, что «Партнерский секс» занятнее.

— Поняла?

— Ты что, в партнеры мне набиваешься?

— Я?! Мастерица ты все передергивать!

— То есть, места, где переспать, у тебя нет!

— Есть! — заорал я чересчур громко, и тише добавил:

— Ильич залег в стационар, его квартира свободна, ключи у меня… Там пельмени, коньяк, кофе и покрывало за пятьсот баксов!

— Подходит, — кивнула Беда и поставила книжку на место, впихнув ее между Донцовой и Акуниным.

Мы тихонько оделись в прихожей и выскользнули за дверь.

* * *

— Мы не сдвинулись с места, мы остались в отправной точке, — сказала Беда, когда уселась за руль.

Я хотел зашвырнуть кейс на заднее сиденье, но передумал и остался сидеть, прижав его к груди.

— Да, и наворотили новых дел, — я пальцем постучал по чемоданчику и коротко рассказал ей о своих приключениях.

Элка попыталась присвистнуть, но только бездарно шамкнула губами.

— Открой! — распорядилась она.

— Дома. А то баксы в рот залетят, опять куда-нибудь въедешь.

— Ведру с болтами хуже не будет, — хохотнула Элка. — Я надеюсь, у тебя

хватило ума расспросить бабу Капу и глюколова Ваньку Глазкова?

— Ванька клянется, что ничего не знает и к делу отношения не имеет. У него башка любовью так забита, что его на Владимировку забрали. А Капа… Капа, скорее всего, что-то видела, потому что на следующий же день свалила в Тверь. Там у нее какой-то Федя и какая-то пасека.

— Негусто. Какая Тверь? Какая пасека? Зима на дворе. А позвонить нельзя этому кадревичу Феде?

— Капа домашним объявила, что ее все достали. Уехала и координат своих не оставила.

— Слушай, может, у Грибанова любовь какая-нибудь роковая была? Соперник там какой-нибудь?! Смерть за наркотики отпала, идея отмщения его папе какая-то неубедительная, остается смерть за любовь.

— Может быть. Только ты в эти игры больше не играешь. Большую часть времени я ищу тебя, а не убийцу.

— Черта с два! Играю!

Я понимал, что уговорить ее можно только одним способом, поэтому вздохнул и сказал:

— Ты поедешь в Марбелью.

— Повтори.

— Ты поедешь в Марбелью.

— Повтори!

— Поедешь. В Марбелью! У тебя проблемы со слухом, или с мозгами?

Элка исполнила на автомобильном гудке сложный, бравурный марш. В ее распоряжении была только одна нота, но она справилась.

— Тихо! — заорал я.

— Ты поедешь со мной.

— Ну, может быть. Скоро начнутся каникулы…

— Ты поедешь со мной!

— Ну…

— Ты же понимаешь, сейчас это лучший выход — взять и свалить в Марбелью, пока они там не разобрались, кому на самом деле принадлежал пистолет.

— Ну, я подумаю.

— Слушай, да, попытайся подумать. Я еду в любом случае. А ты, если хочешь, бодайся с наркоманами, цыганами, корейцами, следователями, бомжами, котами…

До дома Ильича она ехала, фальшиво напевая «Над Канадой, над Канадой». Я не понял, почему «Над Канадой», но спрашивать не стал.

Кейс я взял с собой в квартиру. «Магнум» лежал у меня в кармане: почему-то я не решился от него избавиться, подкинув в гроб, в общую кучу оружия. Трофеем сегодняшнего вечера была и Беда, поэтому я пропустил ее вперед для гарантии, что она опять не исчезнет.

Рон проспал наше появление. Он сонно приоткрыл глаза на диване, лениво махнул хвостом и снова заснул.

— Кажется, нам придется спать на полу, — сказала Беда и забрала у меня кейс.

Я решил позвонить своему деду Сазону. Ничего, разорю Ильича на междугородние переговоры. Когда я набирал код родного южного города, то ощутил нечто вроде ностальгии. В моем городе сейчас тепло, может быть, даже идет дождь — пахнет мокрым асфальтом и мокрой землей, а о приближении Нового года напоминает только перемигивание ярких гирлянд в витринах магазинов и кафе.