Своя Беда не тянет
Шрифт:
— Нет!!!
— Ну, и слава богу! — услышал на этот раз Сазон и потащил меня за собой. На кухне, непривычно просторной без баулов, галантный Мальцев подхватил меня под локоток.
— Ух, как вы замерзли! У вас даже свитерок холодный, бля!
Плюшко в бандане и кальсонах, прикрытых красным фартучком, резал зеленый лук, который Салима выращивала на подоконнике. Отбросив нож, он подлетел ко мне и подтащил к дырке в стене, отделанной красным кирпичом.
— Вы должны, вы непременно должны отогреть ноги у камина! Евгений очень грамотно его соорудил! Сейчас
— Ничем, — согласилась я. — А чем его топить?
— Помилуйте, голубушка! Там под столом дровишки имеются, я в частном секторе купил!
Он действительно растопил камин, усадил меня в низкое кресло и я, вытянув длинные ноги, почувствовала как тепло — нет, жар! — пробирается от ступней к сердцу. Чем я хуже английской леди? Огонь плясал, как тысяча чертей, и я простила Женьку за испорченную стенку.
Плюшко дорезал лук, посыпал им золотистого поросенка, притащил из комнаты дополнительные стулья и мы сели пировать.
— А где все? — спросила я у Александра Григорьевича, когда первая порция жареного мяса провалилась в мой желудок.
— Девочки…, — скорбно начал Плюшко.
— Молчите, я угадаю! — остановила я его. — Сазон пожарил поросенка, девчонки пришли с рынка, увидели в доме свинью и убежали. Как я раньше не догадалась пожарить свинью! Сазон не стал долго церемониться и выставил все баулы на балкон. Женька… Женька, скорее всего, побежал за девчонками, он к Салиме неровно дышит. Как же вы его отпустили? Он же в розыске!
— Я ему повязку на лицо наложил. Тугую.
— Лучше бы ты ее девчонкам наложил, чтобы их найти труднее было.
Сазон грыз косточку и хитровато на нас поглядывал. Иногда мне кажется, что он просто притворяется глухим, чтобы была возможность повернуть ситуацию в свою пользу.
— А сынка где? — проорал он, когда поросенок был уничтожен.
— Отдыхает на конспиративной квартире, — крикнула я ему в ухо. — Позвать?!
— Конечно, насрать!!! Я ему завтра устрою дебют в школе! Там есть, где пострелять?
— Есть! — заверила я его.
— А выпить в этом доме есть? — задумчиво спросил Мальцев. — А то я почитать могу. Из неопубликованного.
— Есть! — заорала я и, нырнув под стол, вытащила оттуда бутылку «Иммуномодулятора». Это была чистая импровизация с целью отвлечь Мальцева от идеи озвучивать свои опусы. Маневр удался, бутылка с яркой этикеткой заинтересовала всех так, что Мальцев сразу забыл о своей гениальности, и принял самое горячее участие в дегустации незнакомого напитка.
Поздно вечером, когда утомленные застольем деды заснули, я сидела у камина и грелась, глядя, как яркий огонь дразнит опасностью теплый уют моей кухни. Пожалуй, я не просто прощу Женьке испорченную стенку, но еще и спасибо скажу. Теперь на последние деньги я буду брать не кофе и сигареты, а вязанку дров у какой-нибудь бабушки в частном секторе. С этим трепещущим в камине огнем у меня началась новая жизнь. Новые ценности. Другое мироощущение. Я вспомнила, что полдня не курила и пошла
Плюшко в красном фартучке мыл посуду. Он мыл ее тщательно, и прежде чем поставить в сушку, так же тщательно вытирал полотенцем. Неудивительно, что от него сбежала жена. Только редкий зануда будет насухо вытирать тарелки перед тем, как поставить их в сушку.
Сигарет ни в кармане дубленки, ни в сумке не оказалось. Я забыла пачку «Житана» на работе. Махорку, которую курил Сазон, я даже нюхать не могла, поэтому оделась и, заглянув на кухню, сказала:
— Григорьич, я в киоск за сигаретами сгоняю.
— Вы бы поменьше курили, — посоветовал зануда, и я с трудом удержалась от того, чтобы не напомнить ему, на чьей кухне он моет посуду.
Обегав три киоска, чтобы найти свой «Житан», я опять замерзла и снова устала. В квартиру зашла на цыпочках, чтобы не будить постояльцев. Но Плюшко не спал. Он сидел за столом на кухне и терзал старый радиоприемник «Рига». Вид у «Риги» был плачевный. Привезенный Салимой из Ташкента вместе с массой других «полезных» вещей, он имел оплавленный корпус. Где-то когда-то, среднеазиатское солнце нагрело этот корпус так, что он потек вниз, словно горькие слезы трудной судьбы, да так и застыл, оставшись плачущим, скорбным, стекающим вниз, как воск на свечке.
Плюшко терзал радиоприемник с озадаченным видом, извлекая своими настройками только треск, хрипы и какой-то невыносимый писк. Когда я зашла на кухню, писк усилился до такой степени, что заломило зубы.
— Отойдите! — скомандовал вдруг Плюшко. Я хотела было напомнить ему, на чьей кухне он крутит приемник, но почему-то молча отошла. Гнусное пиканье стало чуть тише.
— Дальше! — приказал Плюшко.
Я ушла в коридор. Азбука Морзе звучала отчетливо, но уже не так врезалась в мозги.
— Подойдите! — крикнул Плюшко.
Я подошла. Звуки стали невыносимыми.
— Ближе!
Я ткнулась коленями в его кальсонные ноги. Писк из приемника пошел такой, что в висках появилась боль.
— Раздевайтесь! — ошарашено произнес Плюшко.
Меня вдруг осенила мысль, что этот чудак решил так изысканно пофлиртовать.
— Да идите вы к черту! — возмутилась я.
— Голубушка, это черт знает что! — воскликнул бывший старший научный сотрудник. — Это ни в какие ворота не лезет!
— Не лезет, — согласилась я.
— Вы таскаете на себе маячок!
— Что, простите, я на себе таскаю?
— Да маячок, черт побери! Я вынужден буду вас раздеть и обыскать!
Такого дешевого домогательства я отродясь не видывала, и уже было открыла рот, чтобы незатейливо послать Плюшко, но он вдруг воскликнул:
— Я радиофизик! Кандидат технических наук!
— Старший научный сотрудник! — подсказала я. — Выключите пищалку, сил нет это слушать!
— Зря насмехаетесь! Я кое-что понимаю в специальных технических средствах! У вас нет даже телевизора, и я решил послушать свою любимую волну «Ночной джаз». Это очень малоизвестная радиостанция, она недавно начала свою работу в эфире и только такие любители джаза, как я…