Свояченица
Шрифт:
Минуты три они беспречинно веселились, затем Марья Павловна остудила коллегу:
– Ты-то чего ржешь? Я еду отдыхать, а тебе за двоих впахивать придется! В общем так, - проинструктировала она послушно кивавшего Василия, - остаёшься тут за главного.
Смыслов беспокойно заёрзал на стуле:
– Что значит "за главного"? Я ведь тот самый один, который в поле не воин.
"Что это он тут ваньку валяет? Будто и не знал о моей ссылке, то-то расстилался сегодня по телефону, артист! Ладно, прав Крячек: пусть проявит инициативу. Если сможет. Лишь бы меня
Но вслух умевшая-таки иногда "придержать коней" Марья Павловна успокоила его:
– Не дрейфь - прорвёмся! Помни: в отпуск я ушла, но всё, что связанно с делом Арбузовой, должна знать! На всякий случай: вдруг придется выручать молодого коллегу?..
– Капитану показалось, что в глазах "молодого коллеги" мелькнуло разочарование, и она решила его постращать: - Или ты хочешь иметь перед аттестацией "висяк"?
– А что мне дальше-то делать, раз с обыском не вышло? Подскажи... Смыслов вопросительно глянул на Луканенкову. Она задала ему встречный вопрос:
– А вот давай, для начала расскажи, что там с обыском-то не вышло?
Оказалось, что ордер, который ещё вчера Вась-Вась отнес к шефу для подписания у руководства, так и не был подписан, якобы "для обыска нет достаточных оснований".
Марья Павловна стала на миг серьезной:
– Интересненько! А чего ж он мне заливал, что уже... Так, ладно, прервала она сама себя, - звонить буду каждый день, сюда или домой, связь односторонняя. Если что экстренное, отбей телеграмму. Но так, чтобы этот, последовал выразительный жест в сторону кабинета Крячека, - ничего не знал. Что-то не нравится он мне.
– Значит, я сейчас должен...
– У тебя есть план бумажных действий, - перебила его капитан, - у меня тут (она покрутила себе пальцем у виска) - действия оперативные.
Марья Павловна снова расхохоталась и покинула кабинет, трагически напевая: "Уйди, совсем уйди! Я не хочу свиданий..."
Она была полностью занята размышлениями о том, какое именно из её действий кардинально переменило мнение начальства о её отпуске.
И лишь на подступах к Рязани вспомнила, что так и не оформила сдачу картин с пожарища на хранение. Плюнула всердцах, но решила, что никто не позарится на её старенький москвич, а шедевры переживут без особых удобств в багажнике: спасибо, хоть живы остались...
4.
"То, что близко, хотя и далеко:
Обитель райского блаженства.
След от корабля.
Отношения между мужчиной и женщиной."
Сэй-Сёнагон "Записки у изголовья"
– Так вы, молодой человек, категорически отказываетесь погостить у старухи несколько дней и скрасить её унылое существование?
– гримерша вставила в мундштук новую папиросу.
– Категорически!
– с восхищенной улыбкой уверенно кивнул Юрка и прижался к матери.
– Голубчик!
– повернулась баба Женя к Анне.
– Я рада, что вы оказались способной ученицей. Главное - ничего не бояться. Кроме Бога, разумеется!
– А я и не боюсь, - подтвердила
Глаза женщины, как будто возражая ей самой, на секунду затуманились болью и ужасом. Но Евгения Осиповна сняла с неё это наваждение, как нитку с пальто:
– Успеете! Все недоноски по-садистски упиваются своей властью, но это - лишь до поры-до времени. Сколько веревочке не виться...
А потом она употребила выражение, о существовании которых Анна не подозревала даже в местах пятилетнего "отдыха". Алексей одобрительно усмехнулся и, скрывая усмешку, по старой привычке стал искать широкой ладонью бороду. Юрка поглядел на гримершу почти с обожанием. Улыбка его стала ещё шире и ещё восхищенней.
Баба Женя заговорщицки подмигнула мальчишке:
– Ну, что, ваши молодые уши не завяли?..
Провожая их к дверям, она взяла Алексея под руку и, чуть подзадержав, сказала ещё несколько слов почти шепотом:
– Деточка, будьте осторожны. Мне бы не хотелось вас пережить.
– А потом указала глазами на Анну.
– И с ней поаккуратней. Девочка - на пределе...
Анна резко обернулась к ним:
– "Девочке" уже тридцать четыре! И с ней будет всё в порядке, когда она сможет вытащить своих детей от этих... ублюдков.
Она хотела употребить почти такую же цветистую фразу, как Евгения Осиповна минуту назад, но, покосившись на Юрку, осеклась. А впрочем, та поняла её:
– Согласна с вами от первого и до последнего слова. Учтите, Алёша знает мою квартирку, милости прошу, если что... Зря вы едете на ночь глядя.
– Но, усмотрев немое сопротивление в лице Анны, добавила: - Хотя, всё правильно: времени лучше не терять. Ну, с Богом!
– И баба Женя широко перекрестила её напоследок, выпустив очередную струю дыма.
Алексей поклонился старухе, передал сверток гримерши Юрке, повел их к выходу, ускоряя шаг и подталкивая в спины.
– Анька, ну и слух у тебя!
– неподдельно изумился он в самое ухо свояченицы.
– Музыкальный...
– самодовольно улыбнулась Анна.
– Помнишь, какие мы концерты закатывали?
– Да, концерты закатывать ты - мастер!
– неосторожно пошутил Алексей и, чтобы сгладить неловкость, спросил: - А что, разве у всех музыкантов обостренный слух?
– Необязательно. Просто у меня тренинг был неплохой.
– Конечно!
– Юрка с гордостью посмотрел на мать.
– В замке Иф, небось, такие толстенные стены...
Она по-прежнему ассоциировалась для него с увлекательным приключенческим романом.
– Да, - согласился зять, вновь уводя близких со скользкой дорожки воспоминаний, - я в Афгане тоже в этом смысле натренировался. Забирайся! скомандовал он племяннику, открыв дверь машины и наклоняя вперед кожаное кресло.
Юрка мгновенно переключился на опекуна:
– Дядь Лёш! А где ты стрелять научился, в Афгане?
– он перелез на заднее сиденье "нивы" и спросил, с любопытством и некоторой долей опасения отодвигая застегнутую наглухо спортивную сумку, в которой лежал пистолет: А там можно было оглохнуть?