Священный Грааль отступников
Шрифт:
Тем более только недавно в Памье и Каркассоне инквизиторы вышли на активное катарское подполье и приговорили к сожжению пятерых еретиков, около сорока наиболее активных сочувствующих лишили всех привилегий, имущества и отправили в тюрьму, остальных осудили на публичное покаяние и штраф в пользу церкви и казны. Один из сожженных был учеником Белибаста, он в полубессознательном состоянии призывал своего учителя прийти ему на помощь и укрепить его дух.
Клаас прибыл до открытия ярмарки и наблюдал за подготовкой уже третий день. Первые караваны прибыли еще неделю назад. Чем дальше, тем больше торговцев прибывали и по реке, и по дороге. Городской староста уже с ног сбился, принимая все новых и новых участников и отводя им более или менее
Клаас незаметно оглядывался, по давней своей привычке пытаясь определить, кто есть кто на этой ярмарке. Его внимание привлек византийский купец, лицо которого показалось Клаасу отдаленно знакомым. Грек наблюдал за окружающей его суетой, полуприкрыв глаза, но Клаас был уверен, что самая ничтожная деталь не ускользала от его внимательного взгляда. В нем чувствовался чрезвычайно опытный и уверенный в себе торговец. Невысокий, но крепкий, широкий в кости грек напоминал небольшой дуб, основательно вросший ногами в землю, да так, что с места не сдвинешь. Работники вытаскивали тюки с тканями, мешки с пряностями. Одет он был не броско. Не было на нем расшитых золотом одежд, но кафтан был из великолепного сукна, рубашка – из самого дорогого шелка. Все было сшито лучшими мастерами и должно было обойтись дороже, чем самые яркие наряды генуэзских и ганзейских купцов. Только где он мог его видеть?
Дальше его внимание привлек продавец ремней и перчаток, неторопливо перекладывающий свой товар на небольшом прилавке. Было видно, что он прибыл гораздо раньше других и уже давно приготовил свой прилавок. «Теперь у него останется достаточно времени, что наблюдать за остальными», – улыбнулся про себя Клаас. Так получилось, что продавца перчаток он знал. Доменико Монти был приближенным правителя Милана Марко Висконти, союзника извечного врага папы Иоанна XXII Людвига Баварского. Что заставило Доменико покинуть Милан? Торговля перчатками и ремнями была лишь прикрытием, но что он искал на самом деле?
Как только Клаас узнал Доменико, он вспомнил и имя византийца: Фома Стобей, и подробности первой встречи с ним. Встретил он его в Бонне, куда последний прибыл с особым поручением константинопольского патриарха. И тогда еще Эккерт предупредил Клааса, что Фома на самом деле один их самых опытных шпионов византийского императора. Итак, под видом богатого купца скрывалось доверенное лицо византийского патриарха, а под видом безобидного продавца перчаток – человек Марко Висконти или самого императора Людвига Баварского. Клаас задумался. Ярмарка была, конечно, известной. Но ни Фуа, ни близлежащее Памье к стратегическим пунктам относиться никак не могли, а Тулуза была далековато. Что могло привлечь двух опытных шпионов в столь отдаленное от их обычных интересов место? И тут же поправил себя: не двух, а трех. Он забыл про себя. А что, если их целью тоже являлся Гийом Белибаст? Только не много ли чести пусть для особенного, но все-таки еретика? У Гийома не было ни армии, ни сферы влияния, ни территорий, ни стоящего за его спиной ордена, ничего…
Ярмарка всегда была местом встреч самых разных людей, но эта привлекла слишком уж много странного народа. Что-то затевалось, только что? Не умом, а чутьем опытного шпиона Клаас понял,
– Сколько лет, сколько зим, мессир Эльке, если я не ошибаюсь, – тем временем раздалось над ухом Клааса приветствие.
Трубадур Анри де Флоренсак стоял рядом и широко улыбался. По своей привычке одет он был роскошно и по самой последней моде: богато расшитый золотом пурпурный бархатный камзол, из-под которого выглядывала голубая шелковая туника, ноги обтягивали изящные шелковые чулки лилового цвета и заканчивалось это все великолепие золотистыми остроносыми туфлями с высоко загнутыми носами.
– Мессир Флоренсак, мое почтение, – не отстал от трубадура в любезности Клаас.
– Каким ветром занесло в наши края доверенное лицо его преосвященства епископа Эккерта? Или нет, скорее всего, я ошибаюсь, и ваши услуги понадобились кому-то повыше нашего милейшего Мартинуса.
– В ваши края?! – изобразил полное непонимание Эльке и многозначительно добавил: – Насколько мне помнится, Наварра пока не вошла во владения Аквитании, и вы тут такой же гость, мой уважаемый друг, как и я…
Анри де Флоренсак был действительно одним из самых известных трубадуров. Но слагание виршей и нежное пение было не единственным талантом трубадура. Под маской светского красавца и покорителя женских сердец скрывался расчетливый и дальновидный придворный, незаурядный интриган и законченный авантюрист. Флоренсак, благодаря своему острому уму и незаурядным организаторским способностям, стоял во главе немалого количества заговоров, изрядно потревоживших коронованных особ Европы и стоивших жизни нескольким конкурентам поэта.
– Вы всегда были тонкой штучкой, Клаас, но я думаю, как старые друзья мы можем поговорить и, как знать, быть полезными друг другу, – тем временем продолжал Анри.
Клаас кивнул с еще более широкой улыбкой. Их последняя «дружеская встреча» закончилась поединком и взаимной отправкой наемных убийц. Впрочем, все это были мелочи, самые заурядные происшествия в их карьерах.
– Всегда к вашим услугам, мессир Флоренсак!
– Ну, раз вы к моим услугам, любезный, не отойти ли нам в сторону, подальше от любопытных ушей и не менее любопытных глаз.
Когда они отошли на приличное расстояние от бурлящей толпы, Анри развернулся и совершенно другим тоном спросил:
– Вы тоже ищете Белибаста?
– Из чего я могу сделать вывод, что я не один его ищу.
– Нет, не один, я думаю, вы узнали не менее двух наших общих знакомых?
Вопрос был скорее риторическим, поэтому Клаас только кивнул головой в ответ.
– Зачем вам нужен Белибаст?
Было видно, что Анри решил играть в открытую.
– По всей видимости, чтобы отправить его на костер, – пожал плечами Клаас.
– Кто ваш заказчик? Святая Инквизиция?
Клаас предпочел кивнуть головой. То, что Флоренсак не стал метить выше, его вполне устраивало, и он не собирался его разочаровывать.
– Что вы скажете, если мой покровитель заплатит вам вдвое, нет, втрое больше за катара?
– Я дорожу своей репутацией. Да и потом, Анри, вы сами знаете, что в нашей игре тот, кто играет в двойную игру, рискует гораздо быстрее потерять собственную голову, – доброжелательно произнес Клаас, – и мне как-то не хочется быть в свою очередь поджаренным.
– Жаль, очень жаль… Мне казалось, что мы можем поговорить, – с некоторой меланхолией в голосе протянул трубадур.
– Мы и так говорим, Анри, – многозначительно сказал Клаас.
– Тогда хотя бы обменяться информацией! – с надеждой проговорил трубадур.
Клаас задумался. Это было дельным предложением. В конце концов, он ничем не рисковал, рассказав трубадуру то немногое, что знал. Зато Флоренсак наверняка знал гораздо больше, и получалось, что этот обмен был выгоднее для Клааса, нежели для его соперника по поиску.