Святая Русь - Княгиня Мария
Шрифт:
Но вскоре пришла черная весть. Обезумевшая от горя Мария, кинулась к месту лютой сечи, но на Сити мужа не отыскала. Однако, через два дня изувеченное тело мужа привезли с берегов реки Шерны9.
Андреян, сын сельского священника, поведал:
– Сами-то мы из селища Угорья. Батюшка наш решил при церкви остаться. Старенький он. Коль супостаты придут, то приму, бает, смерть в святом храме. А нам, с женой моей Марией, велел в лесу укрыться. Когда к Шерне из лесу вышли, а на берегу, убитый воин лежит. Пригляделись – в богатой одёже.
Горе Марии было глубоким и безутешным… И вот вновь она ждет весточки. Сердце на части разрывается. Живы ли отец с Борисом? Гонец ничего толком не поведал, одно только и услышал в Нижнем Новгороде: возвращаются!
Всё прояснилось спустя две недели. В Ростов прибыл изнеможенный, похудевший Борис Василькович, его ближний боярин Неждан Иванович Корзун и десяток дружинников под началом боярина Славуты Завьяла.
Мария глянула в измученный глаза сына и тот опустил голову.
– Что?.. Что с моим отцом, Борис?
– Погубили, изверги.
* * *
В Орду хан Батый вызвал многих русских князей, но ни одного из них не допустил во дворец. Томил, унижал, через своих слуг говорил о своей большой занятости.
Князья ожидали ханского приема по несколько месяцев, а случалось и по два года. Такого оскорбления князья, если им доводилось выезжать в Неметчину10, ни в одном царстве, ни в одном государстве не имели.
Кончалось терпение, таяла мзда, а «покоритель земель» забавлялся шумными увеселительными достарханами11 и охотой.
Михайла Черниговский негодовал:
– Довольно срам терпеть, князья! Батый обращается с нами, как с рабами. Плюнуть на хана – и домой!
– Ныне о доме забудь, Михайла Всеволодович. Ордынцы нас, как волков обложили, никому не уйти. Попадешься в татарские руки – натерпишься муки. Охолонь, князь, и жди своего часа, - норовил урезонить Михайлу Всеволодовича ближний боярин Федор Андреевич.
Когда пошел пятый месяц хан Батый наконец-то начал допускать до себя «неверных» гяуров12. По одному в день. Но прежде всего каждый князь должен был пройти через обряд «очищения». Перед дворцом разжигали два костра, втыкали подле них два копья с конскими хвостами и натягивали на концы копий волосяной аркан. Каждый князь, низко согнувшись под арканом, должен пройти между двух огней, а затем поклониться исламскому богу, что по мнению татар очищает душу и убивает всякие злые мысли.
– Противно, - молвил юный Борис Василькович, когда пришла его очередь - идти к Батыю. – Не хочу!
Михайла Всеволодович положил свою тяжелую руку на плечо внука.
– А ты через не могу. Надо, Борис Василькович. Тебе еще жить да жить. Настанет время - и ты отомстишь ордынцам за свой позор. Ступай через поганое чистилище. Ступай, внук, и запомни, что я тебе сказал.
И Борис послушался, твердо, по-мужски, высказав:
– Я исполню
– Вот то слова мужа.
Хан Батый долго рассматривал юного князя. Не по годам рослый, русокудрый, с живыми, умными глазами.
«Этот щенок весь в отца, - невольно подумалось хану. – Но не приведи Аллах, чтобы этот шайтан оказался в него и нравом. Волчонок вырастет в матерого волка и начнет поднимать урусов против моего славного войска. Так нужно ли выдавать ему ярлык? Не лучше ли уже сейчас отсечь волчонку голову?»
– Отца своего помнишь?
– Как же не помнить хан? Только последний негодяй может забыть своего отца.
– Хорошо сказал, Бориска… А будешь ли ты жить по заветам своего отца?
В золоченых покоях ханского дворца установилась мертвая тишина. И Борис, и приближенные хана понимали, что от ответа юного князя будет зависеть его дальнейшая судьба. Стоит ему дать утвердительный ответ – и жизнь его может тотчас закончиться. Хан Батый, восемь лет назад, очень раздраженно воспринял решительный отказ Василька Константиновича послужить воинам ислама.
Борис метнул глазами на своего ближнего боярина Корзуна (ему единственному была предоставлена честь войти к хану вместе со своим князем) и увидел его побледневшее, окаменелое лицо. Он явно напряжен, и ждет от своего князя благоразумного ответа.
На сухих, обвисших губах Батыя застыла насмешливая улыбка. Сейчас этот волчонок укорит отца в чрезмерной гордыни и произнесет верноподданническую речь.
Затем глаза Бориса наткнулись на мурзу в белоснежной чалме и ярком шелковом халате, перехваченном широким поясом с драгоценными каменьями. Смуглое, скуластое лицо его было язвительным и напыщенным.
Бурундуй! Жестокий мучитель и убийца отца. Борис вспыхнул и, не отдавая отчета своим словам, резко произнес:
– Я и на пядь не отступлю от заветов своего отца.
Рука Батыя, теребившая черную косичку за ухом, опустилась на рукоять кривой сабли в драгоценных ножнах.
– Щенок!
Верные тургадуры13 готовы были кинуться к дерзкому гяуру, посмевшему вызвать недовольство «наместника Аллаха на земле», но хан остановил их движением руки. После минутного молчания, он спросил:
– И чего же завещал тебе отец?
– Любить свою Отчизну, не притеснять чрезмерными поборами свой народ и призывать князей не заниматься распрями и междоусобными войнами.
– И всё?
– Нет не всё. Неустанно черпать мудрость в книгах. В той же «Ясе»14 твоего деда Чингисхана есть много поучительного.
– Ты читал «Ясу?» – оживился Батый. – Тогда скажи что-нибудь из этой великой книги.
– Скажу, хан… «Не мудрено голову срубить, мудрено приставить».
Теперь уже губы Батыя тронула одобрительная улыбка. Он увлекался ««Ясой» с юных лет и считал творение деда самой блистательной книгой мира.
– А может, это единственное изречение Священного Правителя15 вселенной, которое ты запомнил?