Святая Русь - Князь Василько
Шрифт:
Темники и тысяцкие пили, ели и похотливо пожирали глазами наложниц Бурундуя.
Мурза довольно поглаживал короткую, подкрашенную хной бороду. Его танцовщицы могли украсить любой гарем. Жаль, не удается приручить к пляскам русских девушек. Во время битвы с соотичами они готовы умереть, чем плясать перед чужеземцами. Таковы уж эти упрямые, дерзкие гяурки.
В шатер вошел следующий вестовой, лицо его было встревоженным.
– Русский князь Василько прошел через твоих славных воинов, как нож через масло. Его дружина прорывается к стану, повелитель.
– Что? – изумился Бурундуй.
Смолкли зурны,
Полководец повернулся к Джанибеку и резко распорядился:
– Бросай навстречу свой тумен. Туфан и Саип – в обхват! Но не забудьте мой приказ. Василька доставить ко мне только живым.
Темники и тысяцкие выскочили из шатра. Бурундуй вновь поднялся на коня. Не прошло и пяти минут, как свежие ордынские полки ринулись на войско Василька. Полководец же невольно похвалил русского князя: « Василька не смутила даже смерть своего великого князя. Смел, смел ростовский багатур!»
Василько сражался, не снимая своего алого княжеского корзна. Пусть все ратники видят, что он жив и яростно бьется с врагами. После гибели Юрия Всеволодовича и большого воеводы, он принял командование войском на себя. Ему удалось собрать под своим стягом не только дружины братьев Всеволода и Владимира, но и остатки других полков.
В самый разгар битвы, улучив удобный момент, Василько Константинович направил к братьям посыльных с наказом: как только затрубит труба, всем воинам тотчас откатиться назад, а затем выпустить вперед лучников. (О такой уловке братья договорились еще перед сечей).
Так и сделали. Пока татары приходили в себя от неожиданного отступления урусов, перед ними вдруг оказались три тысячи лучников. Тугие луки, с крепкими жильными тетивами, были сделаны из дуба и даже из воловьих рогов, закрепленных комлями в железной оправе.
Великолепны были и стрелы, изготовленные подручными Ошани и Малея – оперенные, двукрылые и довольно длинные, заправленные в кожаные колчаны.
Вскоре тысячи каленых стрел с острыми, железными наконечниками полетели на ордынцев. И пущены они были так ловко и с такой силой, что «злые остроклювые птицы» пронизывали татар насквозь. Сотни ордынцев, вскидывая руками, западали со своих приземистых, косматых лошадей. А ратники вновь натягивали тетивы, неторопко водили острием, отыскивая нужную цель, и, наконец, спускали стрелы, которые со страшной силой вонзались в поганых.
Ордынцы, понеся ощутимый урон, дрогнули и повернули коней. Василько призывно и громогласно воскликнул:
– Вперед, славяне! Побьем поганых!
Русские дружины понеслись на степняков. Ордынцы попытались остановить натиск урусов своими лучниками, но их меткие стрелы отлетали от крепких кольчуг. (Знатно же постарались русские кузнецы!)
А дружины Василька всё продолжали и продолжали свой устрашающий напор. Вот тогда-то и помчал к Бурундую испуганный вестник.
Вскоре Василько увидел, как из заснеженного перелеска, с копьями наперевес, угрозливо вываливаются на истоптанное поле свежие тысячи ордынцев. Это был страшный час. Нет ничего в битве ужаснее, когда конница идет на конницу не с мечами и саблями, а именно с копьями.
– Держись, славяне!
– вновь зычно воскликнул Василько.
И тут понеслось:
– Держись, Ростов!
– Держись, Углич!
–
В правой руке и русского и татарского всадника – длинное копье на увесистом ратовище, прижатое к боку, обладающее страшной убойной силой, и силу эту удваивает, утраивает бешено мчащийся конь. Столкнувшись со всего разгону, супротивники наносят такой чудовищный удар, что копье вбивается в человеческое тело, как нож в полть мяса и выходит наружу на добрый аршин. Здесь самое главное не промахнуться и первым нанести смертельный удар. Многое зависит не только от всадника, но и от умелого коня. Малейшая оплошность – и гибель неизбежна.
«Перехитрить, перехитрить врага!» – с такой мыслью мчался каждый всадник. И вот русичи и татары сшиблись. Потери с обеих сторон были огромны, не было перевеса ни на той, ни на другой стороне. А затем, когда всё смешалось, началась жестокая рубка на мечах и саблях. Здесь уже искуснее оказались русичи: не зря татары избегали открытых боев с более рослыми и сильными гяурами.
Князь Василько, пронзив копьем ордынца, теперь сражался своим знаменитым мечом, когда-то подаренным Алешей Поповичем. На всю жизнь запомнились его слова: «Не посрами, Василько, меча богатырского». И Василько не посрамил.
Лазутка же Скитник теперь уже орудовал с обеих рук. В правой – меч, в левой – увесистый кистень, прикрепленный к руке змеистой цепочкой. Этот железный ком с острыми шипами кузнецы прозвали «гасилом», ибо он, как свечку гасит жизнь человеческую. Могучий Скитник уложил десятки татар.
Пешцы-ополченцы разили степняков боевыми топорами на длинных рукоятках или окованными железом гвоздатыми дубинами, вдеваемые на кисть руки кожаными ремнями. Вот Сидорка Грибан взмахнул топором ( а уж его тяжела рученька давно привычна к топору) и размозжил татарину череп. Вкупе с ним билась и плотничья артель.
– Погуляем топориками, древосеки! Не робей, круши погань! – то и дело подбадривал свою артель Ревяка.
И топорики погуляли!
Другие же ополченцы ловко стягивали с коней татар острыми крючьями и уже на земле их добивали. В ход шли и ножи и палицы, и шестоперы.
Хрипящие кони, покрытые железными и кожаными панцирями, оставшись без всадников, метались по полю брани. Многие из них были ранены мечами, копьями и сулицами и, истекая кровью, норовили выбраться из лютой сечи. Другие же кони, татарские, - «звери с большой головой и со злыми глазами, рвали зубами и копытами свои собственные, облитые кровью кишки, мешающие им скакать, дыбиться и обрушивать свои передние копыта на череп, на лицо, на грудь врага, проламывая и кольчугу и грудь. Страшен взбесившийся, израненный ордынский конь! (Русский конь к такому не привычен: он более миролюбив).
Злая сеча продолжалась. Вой, визг, крики, хрипы, стоны раненых… Кровь стекала по обнаженным мечам и саблям, по их рукоятям и прилипала к рукам враждующих воинов. Всё больше и больше устилались берега Сити телами павших воинов.
Князь Василько ожесточенно рубился и изредка поглядывал на тающие дружины. И все же его не покидала надежда. Он должен непременно прорваться и вывести оставшееся войско в непроходимые для ордынцев леса.
И вдруг он с горечью заметил, как слева и справа на его дружины накатываются свежие татарские тумены на быстрых, лохматых конях с устрашающим кличем: