Святая Русь - Сын Александра Невского
Шрифт:
– Есть у меня такой умелец, - молвил Дмитрий Александрович.
– Да ну!
– искренне удивился Довмонт.
– Не думал, что на Руси имеются такие мастера.
– Извини, князь, - произнес Дмитрий Александрович.
– Ты недавно на Руси и народ наш еще плохо ведаешь. Русский умелец любого немца за пояс заткнет. Сегодня же покажу.
– Твой княжеский розмысл?107
Дмитрий Александрович улыбнулся.
– Розмысл по бражному делу.
– Не понял, князь.
– Простолюдин. К чему рук не приложит, всё горит. А бражку он такую выделывает, что
– Да как же он такую бражку готовит?
– заинтересовался Довмонт.
– А бес его знает. Никому своей тайны, ни за какие деньги не выдает.
– Вот бы его вызвать из Переяславля в Новгород, коль он и пороки смастерить сумеет, - молвил Юрий Андреевич.
– И вызывать не надо. Аниську Талалая, так его в народе кличут, я преднамеренно с собой прихватил. Он еще со мной, пять лет назад, на Юрьев ходил, и такие хитроумные пороки сотворил, что удалось крепость в три стены осилить. Вот и ныне сердце чуяло, что без осадных орудий нам не обойтись.
– Отрадно, князь Дмитрий Александрович, - оживился Довмонт, а затем, малость подумав, спросил:
– А что такое Талалай? Имя какое-то необычное.
– На Руси, Довмонт, едва ли не у каждого человека своя кличка. И всех изрядных говорунов Талалаями прозывают.
На другой день, в гриднице, был совет князей, новгородских бояр, псадника Михаила, тысяцкого Кондрата и всех старших дружинников.
Много речей было об убийстве короля Воишелка и срыве мирных соглашений с Литвой, что значительно затруднит поход на немецких и датских крестоносцев. Некоторые новгородские бояре, сторонники князя Юрия Андреевича, высказывались за отмену похода на датчан и Ливонский Орден. Но совет переломил князь Дмитрий Александрович:
– Никогда еще мы не имели такого значительного войска. Предательское убийство Воишелка не должно нас остановить. В Литве сейчас идут кровавые междоусобицы. Каждый крупный князь стремится примерить на себя королевскую корону. Уверен, что литовским войскам ныне не до войны ныне с Русью. Ныне самый опасный враг - немецкие и датские крестоносцы. Последние особенно беспокоят Новгород. Мы должны захватить их крепости, дабы больше не угрожали русским землям и пропускали наших купцов к Варяжскому морю. Думаю, мы без особых потерь пройдем через Латвию и направимся на Раковор, основную твердыню датских крестоносцев, захвативших вкупе с немцами всю Эстонию. Князю Довмонту не удалось овладеть крепостью. Но его особой вины нет. Без внушительного войска и стенобитных орудий Раковор не взять. Крупное войско у нас есть, а пороки изготовим в Новгороде. Упустим момент, распустим дружины - будем кровавыми слезами умываться. Такого нам ни Бог, ни Русь не простят. А посему надо твердо идти на крестоносцев!
Веские, уверенные слова переяславского князя поддержали и Довмонт Псковский, и князь Полоцкий, и сыновья великого князя Ярослава Ярославича, и тысяцкий Кондрат, и посадник Михаил новгородский, пользующийся большим влиянием у боярской верхушки. В результате весь совет оказался на стороне князя Дмитрия. Видя это, вечно колеблющийся Юрий Андреевич, несколько помолчав, подытожил:
– Быть посему. Пойдем на ворога.
Г
В ПЛЕНУ У КРЕСТОНОСЦЕВ
Мариенбург был стольным городом великого магистра Ливонского Ордена, Отто Руденштейна. Он встретил командора Вернера Валенрода сдержанной улыбкой.
– С прибытием, командор. Всё ли у тебя благополучно?
– Поездка оказалось нелегкой, но удачной. Я привез чертеж змеиного гнезда Александра Невского.
Великий магистр не стал спрашивать о трудностях поездки, однако не оставил Вернера без благодарственных слов:
– Я доволен тобой фогт108 Валенрод. Ты, как всегда, достойно справился с моим поручением. Я не забуду твоего усердия.
Вернер положил на стол магистра бумажный свиток и добавил:
– Мне удалось захватить в плен русского купца, великий магистр.
Обычно бесстрастное лицо Отто Руденштейна заметно изменилось, теперь оно выражало неприкрытое удивление.
– Зачем ты это сделал, командор?
Вернер не стал рассказывать магистру всех подробностей захвата русского человека: это не входило в его интересы. Чем меньше Руденштейн будет знать, тем лучше для Валенрода. Ответил же он так:
– Полонили на обратном пути. Этот купец, когда мы пойдем на земли князя Дмитрия, нам может очень пригодиться. Он отлично знает все пути и дороги. А пока пусть посидит в моем замке.
– Хорошо, фогт Валенрод, - принял обычное выражение лица Руденштейн.
– Теперь ты можешь отдохнуть, но передышка будет недолгой. Через несколько дней мы выступим на русские княжества.
Удаляясь на вороненом коне в свой замок, командор с усмешкой думал:
«Знал бы ты, магистр, кого мы полонили. Сына посланника ростовского князя Бориса. Ты б непременно забрал его к себе, ибо на войне с русскими, ты большой любитель поиграть в обмен пленными. Лазута Скитник - не простолюдин, он ходит в чине боярина. Это он приезжал с Нежданом Корзуном к королю Воишелку, и был вторым послом. Сын его, Василий Лазутыч, хоть и является купцом, но дорого стоит. Он, Вернер, поведет свою игру».
Фогту пришлось добираться до Ливонии окольными путями, минуя торговый Новгород. Другого выхода, после некоторых слов пленника, у него не было…
Очнувшись в повозке немецкого «купца», Васютка тотчас сказал, чтобы его немедленно развязали, на что «купец» лишь рассмеялся:
– Многого захотел. Слышь, Бертольд? Развязать его и отпустить к князю Дмитрию в Переяславль?
– Купец шутит, Вернер… Начинается глухой лес. Не пора ли закопать в землю этого живучего торгаша?
– Пора, Бертольд.
– Мерзавцы, - с отвращением произнес Васютка.
– Я не боюсь смерти, но и вам не гулять по белу свету. Бог всё равно накажет пакостных людей.
– Говори, говори, - скалил зубы Бертольд Вестерман.
– Мы еще поживем, а вот ты скоро сдохнешь, и тебя сожрут всякие ползучие гады.
Вернер приказал остановить повозку, поманил рукой кнехтов и приказал:
– Отнесите пленника подальше в лес, умертвите, выкопайте заступами небольшую могилу и, как следует, заделайте ее дерном и хворостом. А ты, Бертольд, проследи. Поторапливайтесь!