Святая Русь - Сын Александра Невского
Шрифт:
Князь Дмитрий просьбу мастера одобрил, и бревенчатые башни-туры были сооружены в Великом Новгороде.
Сейчас боевые туры волокли на санях кони шестеркой. В буйные метельные дни (случалось и такое) тяжелые сани застревали в сугробах, и тогда на помощь приходили пешие ратники из сельского ополчения.
Позади саней с доспехами, оружьем и башнями тянулись сани, нагруженные кормовым и питейным запасом: ржаными и пшеничными лепешками, сухарями, сушеным мясом и рыбой, толокном133, медом, копченым салом, мочеными яблоками, бочонками
Особая забота для воеводы, князей, бояр и дружинников - корм для лошадей. Конных всадников более двадцати тысяч. Потребовались сотни розвальней134, на кои были нагружены рогожные кули с овсом и большие возы сена.
Князь Дмитрий еще заранее предупредил каждого удельного князя:
– Биться с крестоносцами будем в основном на конях. Путь предстоит далекий, а посему овса и сена взять не в обрез, а с запасом. Иначе выйдем на ливонца на отощалых лошаденках. Какая уж тут битва? Каждый обоз сам буду доглядывать!
И тут подал свой голос (совет князей и бояр происходил в Переяславле) боярин Коврига:
– А может, князь Дмитрий Александрович, нам большие обозы не снаряжать?
– И что ж ты предлагаешь, Мелентий Петрович?
– нахмурился князь.
– Так ить по весям Литвы пойдем.
– ?
– Литва то и дело на наши земли нападала и разбойничала. Не худо и нам поживиться, когда по литовским деревням пойдем. Там и сенца, и овса, и разной снеди прихватим. Чего нам ливов жалеть, коль они нас не щадили?
Князь Дмитрий отнесся к словам боярина довольно сурово:
– Худая речь твоя, Мелентий Петрович. Стоит нам одно литовское село разорить, как вскинется вся страна. И доведется нам биться на две стороны. Но тому не бывать. Уж, коль выбрали меня воеводой, то твердо скажу: тот, кто позволит разорить хоть один литовский дом, буден без пощады наказан. И слово своё я сдержу.
Когда войско вступило в первую литовскую деревню, то она оказалась пустой: все жители, уведя с собой лошадей и скот, и, увезя кормовые припасы и пожитки, скрылись в лесах.
Тогда Дмитрий Александрович снарядил в очередное поселение гонца, повелев ему сказать, что русичи никого не тронут и грабить никого не станут. Многие из ливов не поверили и вновь сбежали в леса, некоторые же остались и были крайне удивлены, что русичи не только их не тронули и ничего в домашнем хозяйстве не разорили, но даже погреться в дома не попросились.
Следующее село уже в лесах не укрывалось. Местный староста вышел к воеводе, низко поклонился и сказал:
– Ливонские рыцари нас насмерть устрашили. Де, руситы всех мечами посекут, даже младенцев на копье вскинут, а жен и дочерей сраму предадут. Пожитки и скот себе загребут, а дома в пепел обратят… Но слух прошел, что вы обижать наш народ не собираетесь. Так ли это, воевода?
– Изрядно же вас орденские братья запугали. Нешто вы забыли, как в не столь далекие времена, наши народы жили в мире и добром согласии? Ни один
– Твоя правда, воевода. Простой народ никогда не хотел войны с руситами. Это наши местные князья со своими дружинами набегают на ваши земли, чтобы чем-то поживиться и еще больше разбогатеть. Мало им своего добра, стервятникам! Мы же, маленькие людишки, всегда против таких набегов. Князья и князьки, когда идут со своими головорезами, и нас грабят подчистую. Плохое наше житье: и свои разоряют и ливонские рыцари, а крестоносцы пуще всего. Будем молиться за тебя, воевода, чтобы побил ливонца.
– Побьем, отец. Орденские братья забудут, как опустошать и захватывать чужие земли.
– Да спасет вас Христос и ниспошлет вам победу, - вновь с поклоном произнес староста и, глянув на заснеженных ратников, добавил.
– В избы-то заходите, обогрейтесь, перекусите малость. Житье наше хоть и скудное, но чем богаты, тем и рады.
* * *
Из Великого Новгорода примчал гонец на взмыленном коне. Конь так и повалился у белого воеводского шатра.
Могутный мечник Волошка хотел, было, остановить нарочного, но тот (сам - дюжий детина) оттолкнул Севрюка широким плечом и распахнул полы утепленного шатра.
Волошка же, дружинник, хоть молодой, но бывалый, шмякнул незнакомого вершника увесистым кулаком по голове, да так крепко, что нарочный растянулся у шатра.
– Будешь знать, как к князю напродир пробиваться!
Дмитрий Александрович, услышав шум, вышел из шатра, спросил Волошку:
– Что тут у вас?
– А Бог его знает, княже. Какой-то вершник, без спроса и ведома, помышлял к тебе прорваться, вот я, и шмякнул его легонько. А вдруг он какое-нибудь зло умыслил?
Дмитрий Александрович глянул на павшую лошадь и, с неодобрением в голосе, произнес:
– А конь был породистый. Такого доброго скакуна загубил.
Каждый дружинник давно уже знал, что князь жалел любую загнанную лошадь.
– И чего примчал, дуралей? Да еще коня запалил, - вторя князю, проворчал Волошка.
– Сам дуралей, - приподнимая голову, очухавшись от удара, сердито вымолвил нарочный.
– Я - посыльный от новгородского вече со спешной вестью.
Дмитрий Александрович подал нарочному руку и молвил:
– Поднимайся, посыльный, и проходи в шатер, коль прибыл от новгородского вече.
Князь сел на приземистый походный стулец и усмешливо произнес:
– Никак опять бояре что-то не поделили?
Гонец, потирая широкополой ладонью ушибленное место, молвил:
– Совсем иное, князь Дмитрий Александрович. В Новгород прибыли многие послы от великого магистра Отто фон Руденштейна, городов Риги, Фелина и Дерпта и запросили мира.
Князь Дмитрий от неожиданности поднялся со стульца.
– Ливонский Орден запросил мира?
– ошарашено переспросил он.
– А ну выкладывай, гонец, все подробности.