Святители и власти
Шрифт:
В конце концов Вишневецкий не оправдал надежд самозванца. Он отверг требования Бориса о выдаче «вора», но не решился отправиться с царевичем в московский поход. Тогда Отрепьев порвал с ним и перебежал в Самбор к разорившемуся католическому магнату Юрию Мнишеку. В Самборе Григорий тайно принял католичество и подписал договор с обязательством в течение года привести все православное царство Московии в лоно католичества.
Рьяный католик Сигизмунд III готов был послать королевскую армию на завоевание Москвы. Но польский канцлер Ян Замойский и сенат решительно воспротивились его планам. Воспользовавшись помощью Сигизмунда III, Юрия Мнишека и других магнатов, самозванец навербовал до двух тысяч наемников. Весть о «спасшемся царевиче» быстро достигла казачьих станиц, с Дона к нему двинулись отряды казаков. Оказавшись в России, наемное
Правительство жестоко наказывало тех, кто помогал самозванцу. Комарицкая волость, признавшая Лжедмитрия, подверглась дикому погрому. Но ни пролитая кровь, ни попытки укрепить армию верными Борису воеводами не смогли остановить гибели его династии. Ее судьба решилась под стенами небольшой крепости Кромы. Царские войска осаждали занятый сторонниками самозванца городок, когда пришла весть о неожиданной кончине Годунова. Бояре-заговорщики сумели склонить полки на сторону Лжедмитрия.
Оставшись без армии, оказавшись в политической изоляции, наследник Бориса царь Федор Годунов не смог удержаться на троне. 1 июня 1605 года в Москве произошло восстание. Престарелый патриарх Иов тщетно умолял москвичей сохранить верность присяге. Народ разгромил царский дворец. Наследник Бориса царь Федор был взят под стражу. Восставшие не проявили ни малейшего уважения к главе церкви. Иов описал свои злоключения в день переворота следующим образом: «Множество народа царствующего града Москвы внидоша во святую соборную и апостолскую церковь (Успенский собор. — Р.С.) с оружием и дреколием, во время святого и божественного пения… и внидоша во святый олтарь и меня, Иева патриарха, из олтаря взяша и во церкви и по площади таская, позориша многими позоры…» Под давлением обстоятельств Боярская дума должна была выразить покорность самозванцу и открыла перед ним ворота Кремля. Лжедмитрий I велел тайно умертвить Федора Годунова и его мать и лишь после этого отправился в Москву.
Судьба патриарха решилась, когда Лжедмитрий был в десяти милях от столицы. Самозванец поручил дело Иова той самой боярской комиссии, которая должна была произвести казнь Федора Годунова. Церемония низложения Иова как две капли воды походила на церемонию низложения митрополита Филиппа Колычева опричниками. Боярин П. Ф. Басманов препроводил Иова в Успенский собор и там проклял его перед всем народом, назвав Иудой и виновником «предательств» Бориса по отношению к прирожденному государю Дмитрию. Вслед за тем стражники содрали с патриарха святительское платье и «положили» на него «черное платье». Престарелый Иов долго плакал, прежде чем позволил снять с себя панагию. Местом заточения Иова был избран Успенский монастырь в Старице, где некогда он начал свою карьеру в качестве игумена опричной обители.
20 июня Лжедмитрий I вступил в Москву. На Красной площади его встретило все высшее московское духовенство. Архиереи отслужили молебен посреди площади и благословили самозванца иконой. По словам Массы, «царь» приложился к иконе будто бы не по православному обычаю, что вызвало среди русских явное замешательство. Приведенное свидетельство сомнительно. Будучи протестантом, Масса не слишком разбирался в тонкостях православной службы и не понял того, что произошло на его глазах. Архиепископ Арсений, лично участвовавший во встрече, удостоверил, что все совершилось без каких бы то ни было отступлений от православного обряда. Возмущение москвичей вызвали бесчинства поляков. Едва православные священнослужители запели псалмы, музыканты из польского отряда заиграли на трубах и ударили в литавры. Под аккомпанемент веселой польской музыки самозванец прошел с Красной площади в Успенский собор. Русские священники, писал иезуит А. Лавицкий, подвели «царя» к их главному собору, но «в это время происходила столь сильная игра на литаврах, что я, присутствуя здесь, едва не оглох». Музыканты старались произвести как можно больше шума, радуясь замешательству москвичей.
Москва была занята повстанцами. Караулы в воротах несли вольные казаки и ратные люди из мятежных гарнизонов Северской земли. Водворившись в Кремле, Отрепьев поспешил сменить церковное руководство. Связанный обязательством о введении в России католической веры и не доверяя русским иерархам, самозванец
На другой день после переезда во дворец самозванец велел собрать священный собор, чтобы объявить о переменах в церковном руководстве. Собравшись в Успенском соборе, сподвижники и ученики Иова постановили: «Пусть будет снова патриархом святейший патриарх господин Иов». Восстановление Иова в сане патриарха понадобилось собору для того, чтобы придать процедуре вид законности. Следуя воле Отрепьева, «отцы церкви» постановили далее отставить от патриаршества Иова, потому что он великий старец и слепец и не в силах пасти многочисленную паству, а на его место избрать Игнатия. Участник собора грек Арсений подчеркивал, что Игнатий был избран законно и единогласно. Никто из иерархов не осмелился протестовать против произвола нового царя.
И Лжедмитрий I, и последующие самозванцы пришли к власти на гребне народных движений. Но никто из них не стал народным вождем. Правление Отрепьева не принесло народу перемен к лучшему. Подати оставались такими же обременительными, как и прежде. Тихий Дон на время успокоился, но замутился далекий Терек. Обманутые в своих надеждах казаки и беглый люд объявили молодого казака Илейку Коровина царевичем Петром — сыном Федора Ивановича — и двинулись с ним на Москву добывать правду. В Поволжье под знамена Петра собралось несколько тысяч восставших. Лжедмитрий не жалел казны, чтобы привлечь на свою сторону знать и служилых людей. Он понимал, что сможет удержаться на троне только при поддержке дворян. По приказу самозванца дьяки раздали служилым людям все наличные деньги — до пятисот тысяч рублей. Истощив казну, власти стали изымать денежные средства у церкви.
Православные святители не забыли, как предавали анафеме злого расстригу и еретика. Увидев самозванца вблизи, они не избавились от старых подозрений. Лжедмитрий I не решился оставить подле себя никого из своих друзей-католиков. Зато его ближними советниками стали протестанты братья Бучинские. Иезуитам царь предоставил обширное помещение для богослужения, а кроме того, он время от времени тайно приглашал их к себе на совещания в Кремль. Окруженный всеми атрибутами призрачного могущества, царь горько жаловался им на свое одиночество.
До поры до времени церковники прощали самозванцу его подозрительные связи с католиками и протестантами. Но они окончательно прониклись недоверием к царю, когда тот решил поправить свои финансовые дела за счет церкви. У Иосифо-Волоколамского монастыря он взял 3 тысячи рублей, у Кирилло-Белозерского — 5 тысяч. С мелких монастырей, которых было великое множество, трудно было получить такие суммы. Зато из казны крупнейшего в стране Троице-Сергиева монастыря Лжедмитрий заимствовал сразу 30 тысяч рублей. Духовенство опасалось, что такого рода займы были лишь началом. В самом деле, в кругу польских советников-протестантов Отрепьев охотно обсуждал проекты частичной секуляризации доходов церкви и обращения их на нужды казны и дворянства. Подобного рода меры, без сомнения, нашли бы поддержку среди скудеющего дворянства, с жадностью взиравшего на несметные богатства монастырей.
Помолвка царя с Мариной Мнишек подлила масла в огонь. Фанатики честили царскую невесту как еретичку и язычницу. Казанский архиепископ Гермоген требовал вторичного крещения польской «девки». Но патриарх Игнатий не поддержал его. В угоду царю льстивый грек соглашался ограничиться церемонией миропомазания, которая должна была сойти за отречение от католичества. Лжедмитрию I удалось сломить сопротивление духовенства. 10 января 1606 года близкие ему иезуиты сообщили, что противники царского брака подверглись наказанию, но никто из них не предан казни. Лжедмитрий сам поведал об этом вернувшемуся из Польши Бучинскому в таких выражениях: «Кто из архиепископов начали было выговаривать мне, упрямиться, отказывать в благословении брака, и я поразослал, и ныне никаков человек не смеет слова молвить и во всем волю мою творят». Первым наказанию подвергся неугомонный Гермоген. Архиепископа отослали в его епархию в Казань и там заключили в монастырь. Церковная оппозиция приумолкла, но ненадолго.