Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.
Шрифт:
в других же — к людям, которые должны почитать Бога:
и вси языци въ/сплещете руками. и въскли/кнете Богу гласомъ радости… поите Богу нашему по/ите… поите разумно… и хвалите Бога вси / языци. и похвалите вси лю/діе… послушаите мене людіе мои… и царе къ мне въну/шите. (183б–184а).
Тем не менее, Ты в первом случае и вы во втором отсутствуют (ср. «еси ты» в цитате, см. 182б) [314] . Противоположная картина в «Похвале», где 1–е и 2–е лицо как бы отпущены на волю, и автор естественно обращается в 1–м лице и к Владимиру (2–е лицо). Ср.:
314
Первое лицо также в основном отнесено на «цитатную» периферию части I: «живу / азъ… мне покло/нится всяко колено… послушаите мене людіе мои… къ мне… отъ мене… и судъ мои… правда моа… спасеніе мое. мене… мою…» (183а–184б) — в цитатах из Исайи. Но в ответственном, как было уже показано, отрывке, начинающемся со слов «вера бо благодатьнаа» (180б–183а), совершается прорыв к сфере 1–го лица (в множ. ч.), в котором автор текста объединяет себя с вчерашними «языками», сегодняшними христианами:
похвалимъ же и мы. по си/ле нашей… нашего учителя… ка/гана. нашеа земли (184б); … вся земля наша въславе Христа / … тогда начатъ мракъ идольскыи / отъ насъ отходити… слово / евангельское землю нашю оcia… глаголяще… великъ еси Господи и чюдна дела / твоа Боже нашь слава тебе. / Тебе же како похвалимъ… како доброте / почюдимся… воздадимъ… познахомъ… избыхомъ… ли что / ти приречемь… не ви/дилъ еси Христа не ходилъ еси по немь… ты же / не видевъ верова. поисти/не бысть на тебе блаженьство… (186б–188а)
и далее вплоть до отрывка, начинающегося со слова «въстани о честнаа главо…» (192б–195а), где постоянно встречаются 2. Sg. Imper., 2. Sg. Pron. poss. и даже сгущение 2. Sg. Pron. pers. ты в резком контрасте с предыдущим и в искусном размежевании с предшествующим отрывком, где идет игра на Instr. Sg. тобою. Ср.:
тобою бо / обожихомъ… и тобою прострохомся… и тобою прозрехомъ… и тобою / проглаголахомъ… ты правдою бе / облеченъ… / Ты бе о честнаа главо… ты бе ал'чь/ныимъ кърмитель. Ты / бе жаждющіимъ утробе / ухлажденіе. ты бе въдови/цамъ помощникъ // ты бе стран'ныимъ покои, ще. ты бе бескровныимъ / покровъ. ты бе обидимы/имъ заступникъ… (193б–194б),
а также перволичные «обожихомъ… познахомъ… прострохомся… насту/пихомъ… бехомъ… прозрехомъ… бехомъ… проглаголахомъ…», сочетающиеся с тобою. Часть III («Молитва») продолжает эту же линию. Ср.:
… царю и / Боже нашь… помяни яко / благъ и насъ нищiихъ твоихъ. / яко имя тобе человеколюбець. / Аще и добрыихъ делъ не име/емь. но… спаси ны. мы бо людіе твои. / и овце паствы твоеи… не о/стави насъ аще и еще блуди/мъ. не отверзи насъ. аще и / еще съгрешаемь ти… не въ/з'гнушаися… но р'ци къ намъ… пріими / ны обращающася къ тобе… ты бо еси Господь владыка… и въ тобе есть / власть, или жити намъ. / или умрети… мы людіе твои, тебе / ищемь. тобе припадаемь… (195а–196а).
и т. д. В заключительном «Верую» определяющей является форма 1–го лица. Но это обстоятельство не зависело от автора текста: в этом случае у него не было выбора.
Соответственно описанной картине особое положение в СЗБ занимают глагольные формы 2–го лица. Они тем более специфичны, что употребляются в тексте в высокой степени избирательно. Огромное большинство второличных форм представлено императивами. Редкие же формы индикатива характерны в том отношении, что они выражены глаголом быти и именной частью предикатива («ти бо еси Господь»; «великъ еси Господи»; «блаженъ еси…»; «ты правдою бе / облеченъ…»; «ты бе… на/гыимъ оденіе. ты бе ал'чь/ныимъ кърмитель…» и т. п.). Кроме того, в этих случаях в центре поэтической игры оказывается не сам глагол, а его именная часть, которая нередко стремится как бы освободиться от глагольности (по крайней мере от форм verbum finitum) и выразить себя более концентрированно. Два примера. В первом из них развивается тема последнего из приведенных примеров («ты бе… на/гыимъ оденіе…» и т. д.), но глагольность резко ослаблена: «… просящiимъ подаваа. / нагыа одевая. жадныа и / алъчныа насыщая…» и т. д. (189б). Во втором примере как бы снимается предикация, и типичное уравнение «ты еси…» & Nom. (Subst. Adj.) превращается в обращение, иногда в виде своего рода кеннинга. Ср.: *ты еси другъ правде… и т. п. —>«друже правде. съмыслу ме/сто. милостыни гнездо» (187б). Тем отчетливее в поэтической грамматике СЗБ роль 2–го лица в императиве. Настоятельность, актуальность этой формы, благодаря которой нередко соответствующая часть текста обретает иной модус существования — как часть ритуала, совершаемого в момент произнесения данной части текста, — подчеркивается выделенностью императива во фразе и синтагме (в начале ее или в конце, когда тема развивается crescendo), повторением одного и того же глагола в непосредственной близости друг от друга, цепью императивных форм от разных глаголов, соседством с формами вокатива и т. п., т. е. теми средствами, которые превращают текст в заклинание. Показателен и круг глаголов, появляющихся в этой форме: встань, услышь (установление контакта); помилуй, спаси, не оставь, не отлучи, прими, утешь (просьба о сохранении близости); радуйся, хвалите, пойте; помолись. Именно эти смыслы доминируют в соответствующих частях текста. Другие формы 2–го лица императива, по сути дела, конкретизируют эти просьбы, никогда, однако, не позволяя им соприкоснуться со сферой быта. Это касается и положительно выраженных просьб (причасти, утверди, укроти, уложи, загладь, прогони, умудри и т. п.) и отрицательно сформулированных обращений (не наведи, не предай, не попусти и т. п.). Большая часть примеров этого рода уже приводилась; поэтому здесь целесообразно указать места сгущений таких форм. Ср. 183б–184а (от «въ/сплещете» до «въну/шите», всего 10 форм 2–го лица Imper.), в самом конце I как монтаж из цитат; 192б–193б феерия императивов во 2–ом лице, начиная от «въстани» до «возрадуися и / възвеселися. и похвали», в количестве 22 форм) в «молитвенном» отрывке, составляющем ядро «Похвалы» (II) и окруженном спереди (192б) и сзади (193б–194а) несколькими аналогичными формами от ограниченного круга лексему «радуися… радуися» в одном случае и «разумел / и веселися»; «радуися… радуися… помолися… помолися…» в другом; 195б–199б (самая длинная серия из 56 форм [см. выше], состоящая из части 195б–196б, кульминацией которой является финальный «императивный» микротекст: «спаси ущедри. при/зри. посети, умилосерди/ся помилуи»; из относительно бедной императивами зоны 197а–198а: «помилуи… не сотвори / … воздаи… устави» — 4 примера; и из части 198а–199а, от «отъдаждь» до «помилуи», 31 форма 2–го
Вообще следует заметить, что в СЗБ на морфологическом уровне именно глагол в разных его формах принадлежит к числу наиболее эксплуатируемых поэтикой элементов системы [315] . Как и в случае с императивами, глагольная «сила» подчеркивается сочетанием соответствующих однообразных грамматических форм в длинных и правильно организованных (чаще всего синтаксически) сериях. Одна из наиболее отмеченных серий уже цитировалась (176б–177б): глагольные формы прошедшего времени в конструкции «яко человекъ… яко Богъ», повторений многократно (ср.: растяаше… изиде — прiатъ… пристави — повиться… ведяаше — возлеже… пріатъ — бежааше… поклонишася — пріиде… възвратися — вълезе… пріатъ — постися… победи… иде… приложи — съпааше запрети — прослезися… въскреси — въседе — звааху и т. д.). Примеры этого типа многочисленны, и в данном случае целесообразно ограничиться приведением лишь некоторой их части. Так, показательна игра формами аориста с Асс. Рl. прилагательных в качестве объекта:
315
Предпочтение, оказываемое в этих случаях глаголу, объясняется особой динамичностью этой части речи, наличием категорий, позволяющих разыгрывать семантические контрасты настоящего и прошлого, настоящего и будущего, активного и пассивного, главного и второстепенного и т. п., способностью к символизации некоторых своих смыслов. Ср. более поздние опыты тернарных грамматико–символических градаций (например, соотнесение триады аорист — имперфект — перфект с триадой божественное — человеческое — бесовское) или таких же бинарных оппозиций (например, у Максима Грека). См.: Матхаузерова 1976; Ковтун, Колесов 1983:399 и др.
Христосъ слепыа ихъ просве/ти. прокаженыа очисти. / сълукыа исправи. бесныа исце/ли. раслабленыа укрепи. ме/ртвыа въскреси (178а);
те же формы, аранжированные повторением «како»:
како верова. како разгоре/ся… како въ//селися… Како възиска… како предася …
и сразу же вслед за этим:
откуду ти припахну / воня Святаго Духа. откуду испи… откуду въ/куси и виде… (187б–188а).
Ср. также:
приде… призре… въсіа… (185б); … съвлече же ся… съложи… отрясе… вълезе… породися облечеся… изиде… (186а); … помилова… не презре восхоте и спасе / ны… приведе… потече… (181а–181б) и др. [316]
316
Некоторые из таких последовательностей цитатны. Ср.: «яко пріи//дуть деніе на тя. и обложя/ть врази твои острогь о то/бе и обидуть тя и обому/ть тя всюду. и разбіють тя» (178б–179а, Лука XIX: 44).
Другой излюбленный прием — сгущение глагольных форм 1–го лица множ. ч. (независимо от времени, но в каждом конкретном случае в одном и том же):
и уже не идолослу/жителе зовемся. но… И уже не… съгражаемь. но… зиждемь. уже не закалаемь… но… И уже не… погыбаемь. но… съпасаемся (181а; ср. роль «уже», образующего рамку и задающего ритм членения); … и уже не последу/емь бесомъ. но… славимъ / Христа… (182а); людіе божіи нарекохомся… про/звахомся. и не іудеискы ху/лимъ. но христіаньскы благо/словимъ. не совета творимъ… не распи/наемь спаса. но рукы к нему / въздеваемь. не прободаемь / ребръ. но… пiемь источь/никъ нетленіа… възимаемь на немь… предаемь. не таимъ… зовемь… не глаголемь… не неверуемь… глаголемь… молимъ Бога… (182б–183а); тобою бо / обожихомъ… познахомъ… бе/хомъ… прострохомся… насту/пихомъ… бехомъ… прострохомса… прозрехомъ… бехомъ… проглаголахомъ… славимъ… (193б–194a); … тебе / ищемь… припадаемь. / тобе ся мили деемь. со/грешихомъ и злаа сотвори//хомъ. ис соблюдохомъ. ни со/творихомъ… преклонихомь/ся… съдеяхомъ преда/хомся. поработихомся гре/хови… быхомъ… каемся просимъ. / молимъ. каемся… просимъ… молимъ… (196а–196б) [317] .
317
Подобные цепи могут состоять и из разных форм verba infinitum (прежде всего причастий и деепричастий). Ср.: «ты правдою бе / облеченъ. крепостію пре/поясанъ. истиною обут. / съмысломъ венчанъ». (194а); «Христосъ славимъ быва/еть. a іудеи кленоми. языци / приведени. a iудеи отринове/ни …» (180б); «просящiимъ подаваа. / нагыа одeвая. жадныа и / алъчныа насыщая. болящі/имъ всяко утешеніе посы/лаа. должныа искупая. / работныимъ свободу дал…» (189б). И в этих примерах повторяющиеся формы включены в однообразные синтагмы (соответственно Instr. & Partic.; Nom. & Partic., Dat. V. Acc. & Gerund.). Ср. еще один образец этого рода:
виждь градъ иконами святыихъ / освещеаемь… / и тiмiаномъ обухаемь. и / хвалами и божественаами и пе/ніи святыими оглашаемь (193а).
Наличие таких протяженных цепей — несомненный признак определенной риторической школы и определенного жанра [318] . Благодаря этим цепям, однообразным в отношении некоей ключевой формы, значительная часть всего текста СЗБ распадается на подтексты с доминирующим грамматическим признаком. Сам же набор этих признаков и последовательность их введения, мены и исключения позволяют соотнести данные фрагменты текста с особенностями акта коммуникации, характеризующими текст и жанр, к которому он принадлежит.
318
Этот прием получил развитие и более или менее стандартное оформление позже. Ср. принцип полноты перечисления у Кирилла Туровского и позже у Епифания Премудрого, испытавшего на себе влияние поэтики Кирилла (см. Антонова 1981:26).
На фоне подчеркнутой глагольности СЗБ грамматико–поэтическое обыгрывание именных форм выглядит периферийным тем более, что цепи номинативов, постоянные при соответствующих цепях verba finita (особенно в 3–м лице), лишены специфичности из–за их высокой частотности, осознаваемой в ряде случаев как принудительность. Более показательны косвенные падежные формы. Выразительнее всего уже приводившиеся примеры с Instr., ср.:
правдою… крепостію… истиною… съмысломъ… (194а); крепо/стiю и силою… мужьствомъ же и съмысломъ… (185а); … нищетою… наготою гладомъ и жа/ждею… (188б); … всякою красотою украси. / златомъ и сребромъ. и каме/ніемь драгыимъ. и сосуды че/стныими… (192а).