Святость и святые в русской духовной культуре. Том 1.

Топоров Владимир Николаевич

С одной стороны, обозначается иное состояние по сравнению с иудеями:

се бо уже / и мы съ всеми христіаными. / славимъ святую троицу. a иудеа молчитъ. Христос славимъ быва/еть. a иудеи кленоми. языци / приведени a иудеи отринове/ни (180б); … и не иудеискы ху/лимъ. но христіаньскы благо/словимъ. не совeта творимъ / яко распяти. но яко распя/тому поклонитися. не распи/наемь спаса. но рукы к нему / воздeваемь. не прободаемь / ребръ. но отъ нихъ піемь источь/никъ нетленіа… не тридеся/ти сребра възимаемь на немъ. / но другъ друга и весь животъ / нашъ тому предаемь. не / таимъ въскресеніа. но во всехъ / домехъ своихъ зовемь Христосъ въскресе / изъ мертвыихъ. не глаголемъ яко украденъ бысть. но яко вознесеся / идеже и бе. не неверуемь. / но яко петръ къ нему глаголемь… (182б) [294] .

294

И

далее, обращаясь к излюбленному приему, когда цитата (из Петра и Фомы) выступает не только как часть данного текста, но и как элемент ритуала, разрывающий на время текст и уводящий слушателя из сферы слова в сферу дела:

ты еси Христосъ Сынъ Бога живааго… Господь нашь и Богъ ты еси… помяни ны Господи / во царствіи своемь (183а).

С другой стороны, подчеркивается и тот разрыв с язычеством, который уже совершился:

и уже не идолослу/жителе зовемся. но христіанiи. / не еще безнадежници. но упо/вающе въ жизнь вечную. / И уже не капище сотонино съграждаемь. но хриистовы церкви / зиждемь. уже не закалаемь бе/сомъ другъ друга. но Христосъ за ны / закалаемь бываетъ и дробимъ. / въ жертву Богу и Отьцу. / И уже не жерьтвеныа крове въ/кушающе погыбаемь. но хри/стовы пречистыа крове въкуша/юще съпасаемся… (181а).

С этой черты «языков» больше нет, но есть «новые люди», которым открылась благодать; само понятие «языки» теперь как бы отменяется. Предсказанное пророками сбылось. Финал части I (183а–184а) оформлен как монтаж старых пророчеств о «языках». Почти навязчивые упоминания «языков» (10 раз) комбинируются с многочисленными призывами к радости, веселию, хвале и поклонению Богу (серия Imper.):

… и събысться о насъ язы/цехъ реченое. открыеть Господь мы/шцу свою святую. прeдъ все/ми языкы и узрять вси / … и всякъ / языкъ исповeсться Богу… вси / людіе племена и языци. тому / поработають… да возвеселятся и возраду/ются языци. и вси языци во/сплeщете руками. и воскли/кнете Богу гласомъ радости… поите Богу нашему по/ите… поите разумно. воцарися Богъ / надъ языкы. и вся земля да / поклонить ти ся и поетъ тобе. / да поетъ же имени твоему / вышніи. и хвалите Господа вси / языци. и похвалите вси лю/діе… хвално имя Господне. вы/сокъ надъ всеми языкы Господь… и хва/ла твоа на коньцихъ земля. у/слыши ны Боже… и да познаемь на зе/мли путь твои, и въ всехъ / языцехъ спасеніе твое… и вси людіе… да / хвалятъ имя Господне… послушаите мене людіе мои / … и царе ко мне въну/шите …

И лишь в последней фразе этой трети (и всей части I), представляющей собой слова Исайи (XLVI:4–5), напряжение вдруг снимается: «…приближается скоро / правда моа. и изыдетъ яко све/тъ спасенiе мое. мене острови // жидуть. и на мышьцю мою / страны уповають» (184а–184б).

«Похвала (или гимн) Владимиру» составляет часть II СЗБ; целый ряд тем этой части, связанных с древне–киевскими реалиями (в частности, с намерением канонизировать Владимира), был так или иначе затронут выше. О художественных особенностях «Похвалы» писал Якобсон (1975:9–22). Наконец, эта часть принадлежит к жанру с достаточно определенной поэтикой и длительной традицией [295] . Поэтому здесь можно ограничиться анализом только некоторых аспектов поэтики этого текста.

295

Основная линия ее (Григорий Назианзин [ср. его «Гимн Христу»] — Константин Философ [ср. его опыты в греческой гимнографии, «Энкомий Григорию», «Проглас», вероятно, принадлежащий ему же] и далее [ср. «Похвалу царю Симеону», вошедшую позже в «Изборник 1073 г.»]) не могла не быть известной Илариону. Во всяком случае очевидна связь СЗБ не только с идеями Константина Философа, но и с многими штампами гимнографической литературы у южных славян.

В части II целесообразно выделить несколько подтекстов. Большой мастер религиозно–исторических аналогий и ссылок на прецедент, Иларион именно с этого и начинает «Похвалу», вводя ее нагнетанием слов с корнем хвал-:

хвалить же по/хвалныими гласы. римьскаа / страна петра и паула. има же / вероваша въ Иисус Христа Сына Божіа. / aсia і ефесъ и патмъ. Иоан'на / богословьца. індиа Фому. еги/петъ Марка, вся страны и гра/ди и людіе. чтyть и славять. / коегождо ихъ учителя. иже / научиша я православнеи ве/ре (184б).

после чего присоединяется к этой традиции: «похвалимъ же и мы. по си/ле нашеи, малыими похва/лами. великаа и дивнаа сътво/рьшааго. нашего учителя / и наставника, великааго ка/гана нашеа земли володиме/ра»…(184б).

Самая яркая черта этого вступительного фрагмента — широкая географическая панорама (сопровождаемая перечнем апостолов), свидетельствующая о том, как «распростреся вера благодатьна». Подобная экспозиция сама по себе является своего рода «поджанром», достаточно хорошо знакомым древнерусской

литературе, не говоря уж о византийской [296] . Но СЗБ, видимо, было первым оригинальным произведением русской литературы, где была дана такая историко–географическая панорама («вся страны и гра/ди и людіе»), продолженная мотивом известности Русской земли в широком кругу стран и народов, подхваченном позже и другими памятниками. Ср.: «…похвалимъ же и мы… володиме/ра… иже в своя лeта владычеству/юще. мужьствомъ же и хра//боръствомъ прослуша въ стра/нахъ многахъ. и победами и крe/постію поминаются ныне / и словуть. не въ худе бо и не / вeдоме земли владычеств/оваша. но въ руське. яже вe/дома и слышима есть всеми / четырьми конци земли» (184б–185а) [297] и далее: «Сіи славныи отъ славныихъ ро/жься…»

296

Ср. начальные части «Повести временных лет» или «Слово о погибели Русской земли», от которого, собственно, только экспозиция и дошла до нас. Разумеется, сюда же относится и «злато слово» Святослава из «Слова о полку Игореве», где подобная схема существенно осложнена. В «Слове о погибели» повторяются и два других важных мотива СЗБ — «исполненность» всей Русской земли, принявшей христианскую веру («…всего еси испольнена землz Руская, о прававерьная вера хр[е]стияньская!») и торжество этой веры над «языками» («отселe до… то все покорено было б[о]гомъ кр[е]стияньскому языку поганьскыя страны»).

297

Мотивы, усвоенные многовековой традицией — от «Слова» («не худа гнезда шестокрилци…» и др.) до Гоголя и далее. — То, что Владимир «покорилъ подъ ся округьняа страны», что «землю свою онъ пасетъ правдою, мужьствомь же и съмысломъ», что он «единодержець былъ земли своеи», — всё это отсылает к идеальному образу субъекта власти (Вальденберг 1916), как она тогда понималась. То же, что он не только идеальный государь, но и тот, кто способствовал приобщению Руси к христианству, что он, наконец, христолюбец, — завершает портрет «совершенного» правителя, который, кажется, действительно в основном соответствует этим высоким характеристикам.

За этим вступлением следует отрывок панегирического характера, в котором дается образ князя Владимира и перечисляются его деяния:

… и възрастъ. и укрепе / въ отъ детескыи младости, паче же възмужавъ. крепо/стию и силою съвершаяся. / мужьствомъ же и смысломъ / предъспеа. и единодерже/ць бывъ земли своеи, покори/въ подъ ся округъняа стра/ны. овы миромъ. а непокори/выа мечемь… и землю // свою пасущу правдою. му/жьствомь же и съмысломъ. / приде нань посещение вы/шняаго. призри нань всеми/лостивое око благааго Бога. и / восіа разумъ въ сердци его… (185а–185б).

Особое внимание уделено главному делу его жизни:

паче же слышано / ему бе всегда о благоверь/ніи земли гречьске. христо/любиви же и сильне верою… и си слыша // вождела сердцемь. возгоре ду/хомъ. яко быти ему христіа/ну и земли его… съвлечс же ся убо / каганъ нашь и съ ризами ве/тъхааго человека. съложи тле/н'наа. отрясе прахъ неверіа. / и вълезе въ святую купель. / и породися отъ духа и воды, въ Христа / крестився въ Христа облечеся. / и изиде отъ купели бело обра/зуюся. сынъ бывъ нетленiа. / сынъ воскрешенiа… заповедавъ по всеи земли / и крьститися… и всемъ бы/ти христiаномъ… тогда начать мракъ идольскыи / отъ насъ отходити. и зopе благо//веp"ia явишася. тогда тма / бесослуганiа погыбе. и слово евангельское землю нашю оc"ia. / капища разрушаахуся. и церкві I поставляахуся. идоли со/крушаахуся. и иконы святыихъ / являахуся. беси пробега/аху. крестъ грады cвящaaше… (185б–187а).

Подчеркивается единодушие и всеобщность в приятии этого деяния Владимира —

и не бы ни единогожъ противя/щася благочестному его пове/ленію… и въ едино время. / вся земля наша вославе Христа… (186б).

Местоимение весь, выступающее здесь как своего рода квантор всеобщности, пронизывает весь этот фрагмент:

всеми / четырьми конци земли всю тварь… вси / гради благовeрьни. вси въ молитвахъ предтоять. вси бого/ви прeстоять… заповeдавъ по всеи земли… въ всехъ градехъ славитися… и всемъ бы/ти христіаномь… вся земля наша вославe Христа… апостольскаа тру/ба. и евангельльскы громъ. вси гра/ды огласи… вси людие …

Описание всеобщего, быстрого и безусловного торжества новой веры:

Пастуси словесныихъ овець / Христовъ епископи. сташа прeдъ святы/имъ олтаремь. жертву бе/скверньную возносяще попо/ве и діакони. и весь клиросъ. / украсиша и въ лепоту оде/ша святыа церкви. апостольскаа тру/ба. и евангельскы громъ. вси гра/ды огласи. теміанъ Богу въспу/щаемь. въздухъ освяти. мана/стыреве на горахъ сташа. черно/ризьци явишася. мужи и же/ны. и маліи и велиціи вси людие / исполнеше святыа церкви. въ//славиша глаголяще… (187а–187б).