Святой хирург. Жизнь и судьба архиепископа Луки

Колымагин Борис

В свою очередь сотрудники карательных органов состряпали обвинение. Подсудимому инкриминировали агитацию за международную буржуазию и распространение ложных слухов о якобы неправильном осуждении патриарха Тихона. Еще одна страшная вина – продолжение существования союза приходов, признанного местной властью незаконным, и участие в этом союзе Луки. Задача ведомства Дзержинского была предельно простой: удалить под любым предлогом из города «контрреволюционера», отправить его в ссылку. Ведь пока он оставался в Ташкенте, народ слушал его, а не раскольников. К августу 1923 года все храмы епархии контролировались обновленцами, но они стояли пустыми. Наказ опального владыки не иметь ничего общего с «лютым вепрем» соблюдался

церковным народом неукоснительно.

Ясенецкого-Войно решили отправить в Москву, в центральное Объединенное государственное политическое управление (ОГПУ), в задачу которого входила борьба с контрреволюцией. Обратим внимание на процедуру рассмотрения дела. Никакого суда над владыкой не было – его судьбу решили во внесудебном порядке. До этого святителя держали в ташкентской тюрьме в относительно сносных условиях. Известно, что режим заключения двадцатых годов позднее, после сурового ужесточения условий содержания заключенных в 1930-е годы, казался весьма легким. После первых допросов профессора-епископа перевели из одиночки в большую общую камеру. Арестанты имели возможность встречаться с родными, принимать от них передачи, совершать прогулки на большом внутреннем дворе, читать и писать. Последнее обстоятельство было особенно важно. Врач не отказался от мысли закончить «Очерки гнойной хирургии». И в этом намерении проявились не только его упорство, но и патриотизм: он хотел быть полезным стране, людям. Интересно, что патриотизм Луки разделяли и сотрудники карательных органов. Несмотря на запущенный механизм репрессий, они помнили об общем благе, идеология еще не до конца подчинила их себе. Когда профессор-епископ обратился к начальнику ташкентского тюремного отделения с просьбой дать ему возможность дописать главку «О гнойном воспалении среднего уха и осложнениях его», тот предоставил ему свой кабинет. После окончания рабочего дня заключенный садился за рукопись и трудился. Вскоре на заглавном листе завершенной работы он написал: «Епископ Лука. Профессор Войно-Ясенецкий. Очерки гнойной хирургии». Так сбылись предчувствия, которые были у автора еще в Переславле-Залесском.

Итак, монография закончена, передана через друзей в медицинское государственное издательство, которое готовит ее к публикации. Но книга зависает: в двадцатые годы она так и не вышла. В процессе ее подготовки возникли свои завихрения. Профессор медицины обратился к наркому просвещения А.В. Луначарскому с просьбой напечатать монографию с указанием сана автора, но нарком ответил решительным отказом. Книга увидела свет только после второй ссылки Войно-Ясенецкого, без упоминания его епископства.

Среди вопросов, которые задавали следователи, один для епископа Луки был очень важен. Во всяком случае, он вспоминал свой ответ на него неоднократно – в беседах с советскими и партийными чиновниками, с простыми верующими. Его задал один из высокопоставленных сотрудников ОГПУ, который стал расспрашивать владыку о его политических взглядах и отношении к советской власти. Услышав, что епископ является сторонником демократии, он спросил:

– Так кто же вы – друг наш или враг наш?

– И друг ваш, и враг ваш, – ответил епископ. – Если бы я не был христианином, то, вероятно, стал бы коммунистом. Но вы воздвигли гонение на христианство, и потому, конечно, я не друг ваш.

Войно-Ясенецкого выслали как политического преступника. Его отправили не в арестантском, а в пассажирском вагоне, дав сутки на сборы и прощание с семьей. Всю ночь перед отъездом к нему шли люди. Перед отходом поезда верующие легли на рельсы, чтобы удержать владыку, но сделать это, конечно, было невозможно.

В Москве епископ явился в органы. После короткого допроса ему разрешили свободно жить в городе и через неделю снова явиться на допрос. Видимо, начальник шестого («церковного») отделения

секретного отдела ОГПУ Е.А. Тучков еще не принял окончательного решения по дальнейшей судьбе епископа-хирурга и взял небольшую паузу.

Фактически в эти годы Е.А. Тучков играл роль большевистского обер-прокурора. Мальчик-конторщик в одном из торговых домов Иваново-Вознесенска, писарь в годы Первой мировой войны, он, начав в 1919 году службу в органах ВЧК, сделал в этом ведомстве стремительную карьеру. Когда в 1922 году была создана антирелигиозная комиссия ЦК РКП (б) во главе с Емельяном Ярославским, Тучкова назначили ее секретарем. В своем кабинете на Лубянке, неизменно оставаясь в тени, он занимался оперативной и аналитической работой, которой сопутствовали слежки и аресты, допросы и ссылки.

Епископ Лука устроился на частной квартире, к знакомым медикам не пошел, дважды встретился с патриархом Тихоном в его резиденции в Донском монастыре, один раз служил с ним Божественную литургию в храме Вознесения в Кадашах. Интересно, что Святейший подтвердил право Луки заниматься медициной. В это время в Москве находилось около пятидесяти владык, высланных с мест, вышедших из тюрем, вновь поставленных и опасающихся выезжать из-за репрессий. Ясенецкий-Войно стал одним из тех, кто «сидел на чемодане», но Тучков мириться с такой ситуацией не стал и принял меры к устранению самой возможности возвращения профессора-епископа в Ташкент.

После вторичной явки в ОГПУ святителя арестовали и отправили в Бутырскую тюрьму, где он просидел около двух месяцев. Здесь появились первые признаки серьезной сердечной болезни – миокардита. В тюремной больнице Ясенецкий-Войно впервые встретился с митрополитом Арсением (Стадницким), одним из трех кандидатов на патриарший престол, богословом и блестящим проповедником. В дальнейшем их судьбы пересеклись в Ташкенте, где знаменитый на всю Россию митрополит занял Ташкентскую и Туркестанскую кафедру. В тюремной библиотеке епископу Луке удалось получить Новый Завет на немецком языке, и он усердно вчитывался в Писание.

Через некоторое время его перевели в Таганскую тюрьму. Заключенные этой тюрьмы получили небольшие тулупчики от Е.П. Пешковой, жены Максима Горького. Она возглавляла Политический Красный Крест, организацию, оказывающую помощь жертвам политических репрессий в СССР. Однажды, проходя в туалет по длинному коридору, Ясенецкий-Войно увидел через решетчатую дверь пустой одиночной камеры дрожащего подростка и, сжалившись над ним, отдал ему свой полушубок. Это произвело огромное впечатление на старика-рецидивиста, который предводительствовал среди уголовников. И каждый раз, когда архиерей проходил мимо камеры уголовников, он очень любезно приветствовал его и называл его «батюшкой» (3).

В начале зимы 1923 года епископ Лука отправился в первую в своей жизни ссылку, которая продолжалась три долгих года. Дорога до места отбытия наказания оказалась непростой. Так, в Новосибирске, где была остановка, ссыльных в тюрьме посадили в одну камеру с уголовниками. Шпана встретила владыку враждебно, и он стал стучаться в двери, просил отвести его в туалет. А когда вышел, заявил надзирателю, что ни в коем случае не вернется в камеру (4).

В самый разгар зимы опальный епископ прибыл в Енисейск, небольшой старинный городок в трехстах двадцати километрах от Красноярска. Здесь он пробыл около двух месяцев. Вместе с приехавшими с ним протоиереями Михаилом Андреевым и Илларионом Голубятниковым Лука разместился в просторной комнате в двухэтажном доме. К слову, дом этот сохранился до наших дней. Также сохранилась и больница, где он оперировал, и храм, открытый по его инициативе. В городе не оставалось «тихоновских» церквей, и владыка принял решение служить на дому. При этом двери для богомольцев были открыты, и народу с каждой службой все прибавлялось и прибавлялось.